Сценарий «12 стульев

Золотой теленок

Глава XXIV. Погода благоприятствовала любви

Обо всем, что великий комбинатор сделал в дни, последовавшие за переселением на постоялый двор, Паниковский отзывался с большим неодобрением.

— Бендер безумствует! — говорил он Балаганову. — Он нас совсем погубит!

И на самом деле, вместо того чтобы постараться как можно дольше растянуть последние тридцать четыре рубля, обратив их исключительно на закупку продовольствия, Остап отправился в цветочный магазин и купил за тридцать пять рублей большой, как клумба, шевелящийся букет роз. Недостающий рубль он взял у Балаганова. Между цветов он поместил записку: «Слышите ли вы, как бьется мое большое сердце?» Балаганову было приказано отнести цветы Зосе Синицкой.

— Что вы делаете? — сказал Балаганов, взмахнув букетом. — Зачем этот шик?

— Нужно, Шура, нужно, — ответил Остап. — Ничего не поделаешь! У меня большое сердце. Как у теленка. И потом это все равно не деньги. Нужна идея.

Вслед за тем Остап уселся в «Антилопу» и попросил Козлевича вывезти его куда-нибудь за город.

— Мне необходимо, — сказал он, — пофилософствовать в одиночестве обо всем происшедшем и сделать необходимые прогнозы в будущее.

Весь день верный Адам катал великого комбинатора по белым приморским дорогам, мимо домов отдыха и санаториев, где отдыхающие шлепали туфлями, поколачивали молотками крокетные шары или прыгали у волейбольных сеток. Телеграфная проволока издавала виолончельные звуки. Дачницы тащили в ковровых кошелках синие баклажаны и дыни. Молодые люди с носовыми платками на мокрых после купанья волосах дерзко заглядывали в глаза женщинам и отпускали любезности, полный набор которых имелся у каждого черноморца в возрасте до двадцати пяти лет. Если шли две дачницы, молодые черноморцы говорили им вслед: «Ах, какая хорошенькая та, которая с краю!» При этом они от души хохотали. Их смешило, что дачницы никак не смогут определить, к которой из них относится комплимент. Если же навстречу попадалась одна дачница, то остряки останавливались, якобы пораженные громом, и долго чмокали губами, изображая любовное томление. Молодая дачница краснела и перебегала через дорогу, роняя синие баклажаны, что вызывало у ловеласов гомерический смех.

Остап полулежал на жестких антилоповских подушках и мыслил. Сорвать деньги с Полыхаева или Скумбриевича не удалось — геркулесовцы уехали в отпуск. Безумный бухгалтер Берлага был не в счет: от него нельзя было ждать хорошего удоя. А между тем планы Остапа и его большое сердце требовали пребывания в Черноморске. Срок этого пребывания он сейчас и сам затруднился бы определить.

Услышав знакомый замогильный голос, Остап взглянул на тротуар. За шпалерой тополей шествовала под руку немолодая уже чета. Супруги, видимо, шли на берег. Позади тащился Лоханкин. Он нес в руках дамский зонтик и корзинку, из которой торчал термос и свешивалась купальная простыня.

— Варвара, — тянул он, — слушай, Варвара!

— Чего тебе, горе мое? — спросила Птибурдукова, не оборачиваясь.

— Я обладать хочу тобой, Варвара!..

— Нет, каков мерзавец! — заметил Птибурдуков, тоже не оборачиваясь.

И странная семья исчезла в антилоповской пыли.

Когда пыль упала на землю, Бендер увидел на фоне моря и цветочного партера большое стеклянное ателье.

Гипсовые львы с измаранными мордами сидели у подножья широкой лестницы. Из ателье бил беспокойный запах грушевой эссенции. Остап понюхал воздух и попросил Козлевича остановиться. Он вышел из машины и снова принялся втягивать ноздрями живительный запах эссенции.

— Как же это я сразу не догадался! — пробормотал он, вертясь у подъезда.

Он устремил взор на вывеску: «1-я Черноморская кинофабрика», погладил лестничного льва по теплой гриве и, промолвив: «Голконда», быстро отправился назад, на постоялый двор.

Всю ночь он сидел у подоконника и писал при свете керосиновой лампочки. Ветер, забегавший в окно, перебирал исписанные листки. Перед сочинителем открывался не слишком привлекательный пейзаж. Деликатный месяц освещал не бог весть какие хоромы. Постоялый двор дышал, шевелился и хрипел во сне. Невидимые, в темных углах перестукивались лошади. Мелкие спекулянты спали на подводах, подложив под себя свой жалкий товар. Распутавшаяся лошадь бродила по двору, осторожно переступая через оглобли, волоча за собою недоуздок и суя морду в подводы в поисках ячменя. Подошла она и к окну сочинителя и, положив голову на подоконник, с печалью посмотрела на Остапа.

— Иди, иди, лошадь, — заметил великий комбинатор, — не твоего это ума дело!

Перед рассветом, когда постоялый двор стал оживать и между подводами уже бродил мальчик с ведром воды, тоненько выкликая: «Кому кони напувать?», Остап окончил свой труд, вынул из «дела Корейко» чистый лист бумаги и вывел на нем заголовок:

«ШЕЯ»
Многометражный фильм
Сценарий О. Бендера

На 1-й Черноморской кинофабрике был тот ералаш, какой бывает только на конских ярмарках и именно в ту минуту, когда всем обществом ловят карманника.

В подъезде сидел комендант. У всех входящих он строго требовал пропуск, но если ему пропуска не давали, то он пускал и так. Люди в синих беретах сталкивались с людьми в рабочих комбинезонах, разбегались по многочисленным лестницам и немедленно по этим же лестницам бежали вниз. В вестибюле они описывали круг, на секунду останавливались, остолбенело глядя перед собой, и снова пускались наверх с такой прытью, будто бы их стегали сзади мокрым линьком. Стремглав проносились ассистенты, консультанты, эксперты, администраторы, режиссеры со своими адъютантшами, осветители, редакторы-монтажеры, пожилые сценаристки, заведующие запятыми и хранители большой чугунной печати.

Остап, принявшийся было расхаживать по кинофабрике обычным своим шагом, вскоре заметил, что никак не может включиться в этот кружащийся мир. Никто не отвечал на его расспросы, никто не останавливался.

— Надо будет примениться к особенностям противника, — сказал Остап.

Он тихонько побежал и сразу же почувствовал облегчение. Ему удалось даже перекинуться двумя словечками с какой-то адъютантшей. Тогда великий комбинатор побежал с возможной быстротой и вскоре заметил, что включился в темп. Теперь он бежал ноздря в ноздрю с заведующим литературной частью.

— Сценарий! — крикнул Остап.

— Какой? — спросил завлит, отбивая твердую рысь.

— Хороший! — ответил Остап, выдвигаясь на полкорпуса вперед.

— Я вас спрашиваю, какой? Немой или звуковой?

Легко выбрасывая ноги в толстых чулках, завлит обошел Остапа на повороте и крикнул:

— Не надо!

— То есть как — не надо? — спросил великий комбинатор, начиная тяжело скакать.

— А так! Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.

Оба они на миг остановились, остолбенело посмотрели друг на друга и разбежались в разные стороны.

Через пять минут Бендер, размахивая рукописью, опять бежал в подходящей компании, между двумя рысистыми консультантами.

— Сценарий! — сообщил Остап, тяжело дыша. Консультанты, дружно перебирая рычагами, оборотились к Остапу:

— Какой сценарий?

— Звуковой.

— Не надо, — ответили консультанты, наддав ходу. Великий комбинатор опять сбился с ноги и позорно заскакал.

— Как же это — не надо?

— Так вот и не надо. Звукового кино еще нет. В течение получаса добросовестной рыси Бендер уяснил себе щекотливое положение дел на 1-й Черноморской кинофабрике. Вся щекотливость заключалась в том, что немое кино уже не работало ввиду наступления эры звукового кино, а звуковое еще не работало по причине организационных неполадок, связанных с ликвидацией эры немого кино.

В разгаре рабочего дня, когда бег ассистентов, консультантов, экспертов, администраторов, режиссеров, адъютантш, осветителей, сценаристов и хранителей большой чугунной печати достиг резвости знаменитого в свое время «Крепыша», распространился слух, что где-то в какой-то комнате сидит человек, который в срочном порядке конструирует звуковое кино. Остап со всего ходу вскочил в большой кабинет и остановился, пораженный тишиной. За столом боком сидел маленький человек с бедуинской бородкой и в золотом пенсне со штурком. Нагнувшись, он с усилием стаскивал с ноги ботинок.

— Здравствуйте, товарищ! — громко сказал великий комбинатор.

Но человек не ответил. Он снял ботинок и принялся вытряхивать из него песок.

— Здравствуйте! — повторил Остап. — Я принес сценарий!

Человек с бедуинской бородкой не спеша надел ботинок и молча стал его шнуровать. Закончив это дело, он повернулся к своим бумагам и, закрыв один глаз, начал выводить бисерные каракули.

— Что же вы молчите? — заорал Бендер с такой силой, что на столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка.

Только тогда кинодеятель поднял голову, посмотрел на Остапа и сказал:

— Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу.

— Пишите ему записки, — посоветовал проносившийся мимо консультант в пестром жилете, — он глухой.

Остап подсел к столу и написал на клочке бумаги: «Вы звуковик? «

— Да, — ответил глухой.

«Принес звуковой сценарий. Называется «Шея». народная трагедия в шести частях», — быстро написал Остап.

Глухой посмотрел на записку сквозь золотое пенсне и сказал:

— Прекрасно! Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужны свежие силы.

«Рад содействовать. Как в смысле аванса?» — написал Бендер.

— «Шея» — это как раз то, что нам нужно! — сказал глухой. — Посидите здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту.

Глухой захватил сценарий многометражного фильма «Шея» и выскользнул из комнаты.

— Мы вас втянем в звуковую группу! — крикнул он, скрываясь за дверью. — Через минуту я вернусь.

После этого Остап просидел в кабинете полтора часа, но глухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Остап узнал, что глухой уже давно уехал в автомобиле и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что его внезапно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что глухой увез сценарий многометражного фильма «Шея». Великий комбинатор выбрался из круга бегущих, опустился на скамью, припав к плечу сидевшего тут же швейцара.

— Вот, например, я! — сказал вдруг швейцар, развивая, видимо, давно мучившую его мысль. — Сказал мне помреж Терентьев бороду отпустить. Будешь, говорит, Навуходоносора играть или Валтасара в фильме, вот названия не помню. Я и отрастил, смотри, какая бородища — патриаршая! А теперь что с ней делать, с бородой! Помреж говорит: не будет больше немого фильма, а в звуковом, говорит, тебе играть невозможно, голос у тебя неприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко, а носить стыдно. Так и живу.

— А съемки у вас производятся? — спросил Бендер, постепенно приходя в сознание.

— Какие могут быть съемки? — важно ответил бородатый швейцар. — Летошний год сняли немой фильм из римской жизни. До сих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины.

— Почему же они все бегают? — осведомился великий комбинатор, показывая на лестницу.

— У нас не все бегают, — заметил швейцар, — вот товарищ Супругов не бегает. Деловой человек. Все думаю к нему насчет бороды сходить, как за бороду платить будут: по ведомости или ордер отдельный…

Услышав слово «ордер», Остап пошел к Супругову. Швейцар не соврал. Супругов не скакал по этажам, не носил альпийского берета, не носил даже заграничных приставских шаровар-гольф. На нем приятно отдыхал взор.

Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо.

— Этого вполне достаточно, — начал Остап. — Мой сценарий «Шея»…

— Короче, — сказал Супругов.

— Сценарий «Шея»…

— Вы говорите толком, что вам нужно?

— «Шея»…

— Короче. Сколько вам следует?

— У меня какой-то глухой…

— Товарищ! Если вы сейчас же не скажете, сколько вам следует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда.

— Девятьсот рублей, — пробормотал великий комбинатор.

Супругов размашистым почерком накатал записку в бухгалтерию, передал ее Остапу и ухватился за телефонную трубку.

Выйдя из бухгалтерии, Остап сунул деньги а карман и сказал:

— Навуходоносор прав. Один здесь деловой человек — и тот Супругов.

Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготанье на 1-й Черноморской кинофабрике достигли предела. Адъютантши скалили зубы. Помрежи вели черного козла, восхищаясь его фотогеничностью. Консультанты, эксперты и хранители чугунной печати сшибались друг с другом и хрипло хохотали. Пронеслась курьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось даже, что один из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел над толпой и, обогнув люстру, уселся на карнизе.

И в ту же минуту раздался бой вестибюльных часов. «Бамм!» — ударили часы.

Вопли и клекот потрясли стеклянное ателье. Ассистенты, консультанты, эксперты и редакторы — монтажеры катились вниз по лестницам. У выходных дверей началась свалка. «Бамм! Бамм!» — били часы.

Тишина выходила из углов. Исчезли хранители большой печати, заведующие запятыми, администраторы и адъютантши. Последний раз мелькнуло помело курьерши.

«Бамм!» — ударили часы в четвертый раз. В ателье уже никого не было. И только в дверях, зацепившись за медную ручку карманом пиджака, бился, жалобно визжал и рыл копытцами мраморный пол ассистент-аспирант в голубых панталонах. Служебный день завершился. С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха.

Когда антилоповская касса пополнилась киноденьгами, авторитет командора, несколько поблекший после бегства Корейко, упрочился. Паниковскому была выдана небольшая сумма на кефир и обещаны золотые челюсти. Балаганову Остап купил пиджак и впридачу к нему скрипящий, как седло, кожаный бумажник. Хотя бумажник был пуст, Шура часто вынимал его и заглядывал внутрь. Козлевич получил пятьдесят рублей на закупку бензина.

Антилоповцы вели чистую, нравственную, почти что деревенскую жизнь. Они помогали заведующему постоялым двором наводить порядки и вошли в курс цен на ячмень и сметану. Паниковский иногда выходил во двор, озабоченно раскрывал рот ближайшей лошади, глядел в зубы и бормотал: «Добрый жеребец», хотя перед ним стояла добрая кобыла.

Один лишь командор пропадал по целым дням, а когда появлялся на постоялом дворе, бывал весел и рассеян. Он подсаживался к друзьям, которые пили чай в грязной стеклянной галерее, закладывал за колено сильную ногу в красном башмаке и дружелюбно говорил:

— В самом ли деле прекрасна жизнь, Паниковский, или мне это только кажется?

— Где это вы безумствуете? — ревниво спрашивал нарушитель конвенции.

— Старик! Эта девушка не про вас, — отвечал Остап.

При этом Балаганов сочувственно хохотал и разглядывал новый бумажник, а Козлевич усмехался в свои кондукторские усы. Он не раз уже катал командора и Зосю по Приморскому шоссе.

Погода благоприятствовала любви. Пикейные жилеты утверждали, что такого августа не было еще со времен порто-франко. Ночь показывала чистое телескопическое небо, а день подкатывал к городу освежающую морскую волну. Дворники у своих ворот торговали полосатыми монастырскими арбузами, и граждане надсаживались, сжимая арбузы с полюсов, и склоняя ухо, чтобы услышать желанный треск. По вечерам со спортивных полей возвращались потные счастливые футболисты. За ними, подымая пыль, бежали мальчики. Они показывали пальцами на знаменитого голкипера, а иногда даже подымали его на плечи и с уважением несли.

Однажды вечером командор предупредил экипаж «Антилопы», что назавтра предстоит большая увеселительная прогулка за город с раздачей гостинцев.

— Ввиду того, что наш детский утренник посетит одна девушка, — сказал Остап значительно, — попросил бы господ вольноопределяющихся умыть лица, почиститься, а главное — не употреблять в поездке грубых выражений.

Паниковский очень взволновался, выпросил у командора три рубля, сбегал в баню и всю ночь потом чистился и скребся, как солдат перед парадом. Он встал раньше всех и очень торопил Козлевича. Антилоповцы смотрели на Паниковского с удивлением. Он был гладко выбрит, припудрен так, что походил на отставного конферансье. Он поминутно обдергивал на себе пиджак и с трудом ворочал шеей в оскар-уайльдовском воротничке.

Во время прогулки Паниковский держался весьма чинно. Когда его знакомили с Зосей, он изящно согнул стан, но при этом так сконфузился, что даже пудра на его щеках покраснела. Сидя в автомобиле, он поджимал левую ногу, скрывая прорванный ботинок, из. которого смотрел большой палец. Зося была в белом платье, обшитом красной ниткой. Антилоповцы ей очень понравились. Ее смешил грубый Шура Балаганов, который всю дорогу причесывался гребешком «Собинов». Иногда же он очищал нос пальцем, после чего обязательно вынимал носовой платок и томно им обмахивался. Адам Казимирович учил Зосю управлять «Антилопой», чем также завоевал ее расположение. Немного смущал ее Паниковский. Она думала, что он не разговаривает с ней из гордости. Но чаще всего она останавливала взгляд на медальном лице командора.

На заходе солнца Остап роздал обещанные гостинцы. Козлевич получил брелок в виде компаса, который очень подошел к его толстым серебряным часам. Балаганову был преподнесен « Чтец-декламатор » в дерматиновом переплете, а Паниковскому — розовый галстук с синими цветами.

— А теперь, друзья мои, — сказал Бендер, когда «Антилопа» возвратилась в город, — мы с Зосей Викторовной немного погуляем, а вам пора на постоялый двор, бай-бай.

Уж постоялый двор заснул и Балаганов с Козлевичем выводили носами арпеджио, а Паниковский с новым галстуком на шее бродил среди подвод, ломая руки в немой тоске.

— Какая фемина! — шептал он. — Я люблю ее, как дочь!

Остап сидел с Зосей на ступеньках музея древностей. На площади, выложенной лавой, прогуливались молодые люди, любезничая и смеясь. За строем платанов светились окна международного клуба моряков. Иностранные матросы в мягких шляпах шагали по два и потри, обмениваясь непонятными короткими замечаниями.

— Почему вы меня полюбили? — спросила Зося, трогая Остапа за руку.

— Вы нежная и удивительная, — ответил командор, — вы лучше всех на свете.

Долго и молча сидели они в черной тени музейных колонн, думая о своем маленьком счастье. Было тепло и темно, как между ладонями.

— Помните, я рассказывала вам о Корейко? — сказала вдруг Зося. — О том, который делал мне предложение.

— Да, — сказал Остап рассеянно.

— Он очень забавный человек, — продолжала Зося. — Помните, я вам рассказывала, как неожиданно он уехал?

— Да, — сказал Остап более внимательно, — он очень забавный.

— Представьте себе, сегодня я получила от него письмо, очень забавное…

— Что? — воскликнул влюбленный, поднимаясь с места.

— Вы ревнуете? — лукаво спросила Зося.

— М — м, немножко. Что же вам пишет этот пошляк?

— Он вовсе не пошляк. Он просто очень несчастный и бедный человек. Садитесь, Остап. Почему вы встали? Серьезно, я его совсем не люблю. Он просит меня приехать к нему.

— Куда, куда приехать? — закричал Остап. — Где он?

— Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете.

— Ну что вы, Зося! — осторожно сказал командор. — Просто любопытно узнать, где это люди устраиваются.

— О, он очень далеко! Пишет, что нашел очень выгодную службу, здесь ему мало платили. Он теперь на постройке Восточной Магистрали,

— В каком месте?

— Честное слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть таким Отелло!

— Ей-богу, Зося, вы меня смешите. Разве я похож на старого глупого мавра? Просто хотелось бы узнать, в какой части Восточной Магистрали устраиваются люди.

— Я скажу, если вы хотите. Он работает табельщиком в Северном укладочном городке, — кротко сказала девушка, — но он только так называется — городок. На самом деле это поезд. Мне Александр Иванович очень интересно описал. Этот поезд укладывает рельсы. Понимаете? И по ним же движется. А навстречу ему, с юга, идет другой такой же городок. Скоро они встретятся. Тогда будет торжественная смычка. Все это в пустыне, он пишет, верблюды… Правда интересно?

— Необыкновенно интересно, — сказал великий комбинатор, бегая под колоннами. — Знаете что, Зося, надо идти. Уже поздно. И холодно. И вообще идемте!

Он поднял Зосю со ступенек, вывел на площадь и здесь замялся.

— Вы разве меня не проводите домой? — тревожно спросила девушка.

— Что? — сказал Остап. — Ах, домой? Видите, я…

— Хорошо, — сухо молвила Зося, — до свиданья. И не приходите больше ко мне. Слышите?

Но великий комбинатор уже ничего не слышал. Только пробежав квартал, он остановился.

— Нежная и удивительная! — пробормотал он. Остап повернул назад, вслед за любимой. Минуты две он несся под черными деревьями. Потом снова остановился, снял капитанскую фуражку и затоптался на месте.

— Нет, это не Рио-де-Жанейро! — сказал он, наконец.

Он сделал еще два колеблющихся шага, опять остановился, нахлобучил фуражку и, уже не рассуждая, помчался на постоялый двор.

В ту же ночь из ворот постоялого двора, бледно светя фарами, выехала «Антилопа». Заспанный Козлевич с усилием поворачивал рулевое колесо. Балаганов успел заснуть в машине во время коротких сборов, Паниковский грустно поводил глазками, вздрагивая от ночной свежести. На его лице еще виднелись следы праздничной пудры.

— Карнавал окончился! — крикнул командор, когда «Антилопа» со стуком проезжала под железнодорожным мостом. — Начинаются суровые будни.

А в комнате старого ребусника у букета засохших роз плакала нежная и удивительная.

Сценарий выпускного вечера «И снова 12 стульев»,

посвященного Году Кино

Место проведения: Дом культуры

Зал празднично украшен. Звучит песня о школе. Родители и гости выпускников занимают свои места в зале, на сцене стол, покрытый красной скатертью, на столе графин, стоят стулья. Выпускники выстраиваются по одному у входа в зал. Звучат фанфары. На сцену выходят двое ведущих.

Ведущий 1 : Добрый вечер дорогие друзья! Добрый вечер, дамы и господа!

Ведущий 2: Добрый вечер, дорогие родители и уважаемые педагоги!

Ведущий 1 : Мы рады приветствовать в этом праздничном зале дорогих учителей и родителей выпускников. Уважаемых гостей и просто сердечных друзей!
Ведущий 2: Мы начинаем наш сегодняшний праздник - торжественный вечер, посвященный прощанию выпускников со школой.

Ведущий 1: Праздник молодости и красоты, дружбы и верности.

Ведущий 2: Праздник музыки и танцев, любви и надежд, вечер бальных платьев и элегантных костюмов...

Вместе: Праздник Выпускников выпуска 2016 года.

Музыкальный фон

Ведущий 1: Я попрошу немного тишины.

Как важно всем учесть торжественность момента.

Звучать сегодня здесь должны

Лишь благодарности и комплименты!

Ведущий 2: Сегодня вечер праздничный, особый:

Об этом догадается любой.

Для всех пусть станет торжественным и добрым

Последний школьный день их, выпускной.

Ведущий 1: Идут выпускники! Дорогу шире!

Они еще чуть-чуть ученики…

Побольше радости им в мире,

Поменьше горя им в пути!

Ведущий 2: Торжественно в сей зал, мы приглашаем

Не тратя понапрасну лишних слов

Ту, что успешно, долго сочетает

И к детям и к профессии любовь.

Ведущий 1: Ольга Ивановна Смолина, классный руководитель 11 класса

Ведущий 2 . Она давно уже не просто дама

И образ многолик её простой.

Артистка, каскадёр, вторая мама

А, в общем, золотник наш дорогой.

Ведущий 1: Приглашаем выпускников:

Непревзойденная Чарующая Нежная Грациозная Милая Ослепительная Надёжная Заботливая Весёлая загадочная Добрая Дивная Рассудительная Голосистая Женственная Лучезарная Обаятельная Уверенная Очаровательная

Незаменимый элегантный скромный яркий красавчик идеальный спортивный волевой заводной эпотажный дипломатичный галантный неподражаемый целеустремлённый способный романтичный темпераментный

(Входят в зал по одному, принимают аплодисменты, проходят к первому ряду, выстраиваются вдоль посадочных мест)

Ведущий 2. Дорогие выпускники!

Сегодня для каждого из Вас особенный день...

Ведущий 1. День, которого все очень долго ждали...

Ведущий 2 . Радость, грусть, счастье и чувство неизвестности переполняют сегодня ваши сердца.

Ведущий 1 . Выпускники вы добились многого в учебе, предметных олимпиадах, спортивных соревнованиях и творческих конкурсах.

Ведущий 2 . Вам есть чем гордиться, а родителям есть, кем гордиться.

Вместе : Праздник, посвященный выпуску – 2016 года, разрешите считать открытым

Гимн Российской Федерации

Ведущий 1: Школьные годы прошли чередой

Светлые дни вашей жизни веселой.

Ведущий 2: Вечер прощальный, ваш бал выпускной,

С вами прощается милая школа.

Ведущий 1: И, конечно, в час разлуки, в час расставания

Будут напутствия и пожелания!

Ведущий 2: И первой слово произнести

Высокую доверим честь

директору нашей школы

Ведущий 1: Слово для поздравления предоставляется нашему почетному гостю

Ведущий 2: Здесь сегодня главный зритель -

Это первый ваш учитель.

Ведущий 1: - ваш первый учитель!

Ведущий 2: Она помнят, как все начиналось.

Ведущий 1: И как труден был для вас

Самый первый в школе класс.

Ведущий 2: Слово первому учителю

Ведущий 1: Стара, как мир, эта школьная драма –

С детьми прощается классная мама.

Ведущий 2: Она их недавно за двойки гоняла,

Звонила домой, за прогулы ругала.

Ведущий 1: Ну, а теперь говорит: «Эти дети...

Ведущий 2: Самые лучшие на планете!»

Ведущий 1: К выпускникам обращается классный руководитель

Ведущий 2: Мамы и папы, братья и сестры,

Бабушки, дедушки, дяди и тети
Ведущий 1: Тоже внесли свой существенный вклад,

Чтоб выпускник получил аттестат.

Ведущий 2: На сцену приглашаются родители выпускников.

(Звучит песня на мотив «Я уеду жить в Лондон», слайдовая презентация, цветные самолетики)

Вам историю жизни хотим мы рассказать

или лучше пропеть, а может быть записать.

Началась эта сказка лет 18 назад.

Мы счастливыми стали, вам нужно это знать.

Ты смог вдруг изменить страну и континент,

ты чудо из чудес, ты пятый элемент.

Жизнь изменилась навек.

Ты растёшь, а мы годов считаем бег.

Ангина, грипп, диатез на клубничный джем.

В детский сад не хочу! Овсянку я не ем!

И тёмно-синий маркер и жирный крем

чуть не плача драяли со стен.

Учили мы вас, что можно и нельзя.

Сквозь слёзы смеясь, иногда грозя.

Быстро кружится Земля,

и вот новый этап в первом классе ребятня.

Поверьте трудно строго говорить: «Учись!»

И понеслись дни за днями, мгновенья стали годами.

И вот такой поворот ускорил времени ход, ускорил времени ход.

Поставив новые цели, мы вам добра лишь хотели.

И надо не унывать, а стиснув зубы дерзать.

И всё хорошее только себе показать, и стиснув зубы дерзать!

Школа вас вписала в свои мемуары,

а вы дружно шагали разбившись по парам.

Вы строили планы, вы очень круты.

Быть центром Вселенной, вот ваши мечты.

Так сложно удержать мученья тяжкий груз,

очистить мозг от мусора, сказать себе: «Учусь».

Поменять своё сознание,

направить весь поток энергии на созидание.

Гранит науки грызя, идя из класса в класс,

вы на прочность себя проверяли не раз.

И в нашем понимании, взрыв перемен,

школа стала тесна вам как будто плен.

О времени бег, взрослеем мы и вы.

Последний звонок, яркие цветы.

Открыты все пути сейчас,

мы вас должны отпустить, хоть это так пугает нас.

Пришёл момент всё в жизни поменять и новые вершины покорять.

Поверьте трудно строго говорить: «Держись!»

Пришел конец обученью, конец всем вашим мученьям.

Вручили вам аттестат, пусть каждый скажет: «Я рад», лишь оглянувшись назад.

Припомним школьные будни, век школьный длинный и трудный.

Как ваш учитель хотел, чтоб каждый честью горел,

чтоб каждый в жизни мудрел и вперёд лишь смотрел.

И в голове у нас одна лишь мысль: «В какой хотите ВУЗ вы поступить? Неважно!»

Профессию себе определить,

потом чтоб интересно было жить, так важно.

Я накажу тебя дочка!

Коль не поступишь и точка!

Я накажу тебя сын,

хоть ты у нас и один, хоть ты у нас и один.

Пойдёшь работать на стройку,

махать лопатой и только.

На три рубля будешь жить,

попробуй не поступи, попробуй не поступи!

А это мы пошутили, примерно в вашем же стиле.

Мы очень любим всех вас и это скажем не раз,

и это скажем не раз!

Желаем искренне счастья, добра, любви в одночасье.

Пусть горе вас обойдёт, пусть будет меньше невзгод,

пустых хлопот и забот, пусть удача придёт.

Летите дети вперёд!

(Запускают самолетики)

Ведущий 1: Мы подходим к самому торжественному моменту нашего вечера, к тому, к чему вы шли на протяжении всех школьных лет –

И сейчас звездный миг настал!

Ведущий 2: Для вручения аттестатов мы предоставляем слово главному человеку нашей школы - директору

Вручение аттестатов.

(После вручения аттестатов выпускники преподносят директору школы благодарственную грамоту)

Неожиданно звучит музыка и на сцену
(Выходит Остап Бендер)

Бендер: Стоп… стоп… стоп господа присяжные заседатели. Командовать парадом буду я.(Замирает)

Остап Бендер : Кого я вижу господа? Здесь собрались самые уважаемые люди городского поселения рабочий поселок Переяславка, представители тайного педагогического союза меча и орала, демократическая элита нового времени. Этого вполне достаточно чтобы лёд тронулся, господа присяжные заседатели!

(В это время Киса Воробьянинов ходит по залу рассматривает стулья)

БЕНДЕР . (замечает Кису) Провалиться мне на этом месте, глазам своим не верю, да это же…Киса Воробьянинов! Так-так-так. Школьное имущество разворовываем? Что вы здесь делаете, предводитель?

Киса: И снова 12 стульев. Мне приснился сон, что моя тёща, мадам Петухова подарила столовый гарнитур в школу и в одном из стульев спрятала все свои бриллианты?

Бендер . Да, вижу стулья, расставлены по всему залу, и в каком из них находится драгоценности не известно.

Киса . И что же теперь нам делать? Может, пусть гости сами посмотрят под стульями.

Бендер : Граждане! Жизнь диктует нам свои законы... Сокровищ Мадам Петуховой не хватит на всех! Господа, не трогайте стулья, оставьте на месте! Главное без паники! Киса, приступайте к розыску стульев. И без стула не возвращайтесь.

Остап поёт на мотив «Белеет мой парус», (музыка Г. Гладкова из к/ф «12 стульев»):

Ах, успокойтесь, и не рыдайте!

Сокровища я отыщу, вы так и знайте!

Ведь я же супер-стар,

Имею редкий дар,

И это вовсе, друзья, не пиар.

Я – комбинатор, конечно, лучший,

И вам представился сегодня этот случай

Увидеть высший класс,

Какой я мастер, ас,

И всё для вас, всё для вас, всё для вас!

На блюдечке с синей каёмкой

Грамота будет лежать.

Для Бендера это – не головоломка,

Ведь вам в институт поступать.

Киса : Вот он драгоценный наш стул (поднимается со стулом на сцену. Идёт обыгрывание, потирают руки …изумруды, бриллианты)

Бендер : Господа будущие предприниматели, коммерсанты и великие комбинаторы... к моему сожалению золота в стуле нет.

Киса : Но здесь какой-то конверт.

Бендер : Давайте вскроем, Киса.

(вскрывают конверт)

Киса: Написано золото…

Бендер : Имя какое-то.

Голос за кадром . Что непонятно? Это и есть золотой запас школы 2016 года. Хранитель золотого запаса директор школы Марина Николаевна Полякова вручает золотую медаль выпускнице школы 2016 года Карине Кадыровой.

На сцену поднимается Карина, ей вручается медаль, после вручения она присаживается на стул на сцене.

1. Гран – при «Золотой запас»

(мелодия из кинофильма 12 стульев «Где среди пампасов»)

Бендер: (поет)

Ваша медалистка, славная девчонка.

Мудрости не детской, ей не занимать.

Славу этой школе она завоевала.

Молодец Карина, так держать!

Бендер: Сокровища найдены, но не все продолжим поиски остальной части клада.

Киса : Сколько времени у нас осталось? Кушать очень хочется.

Бендер : Время, которое мы имеем,- это сокровища, которого мы до сих пор не имеем. Пан или пропал. Выбираю пана. Вы?

Киса: Я тоже выбираю пана.

Бендер: Тогда снимите пиджак, предводитель. И побыстрее. (Бросает пиджак на пол и начинает топтать, на Кисе остаются только манжеты и манишка.)

Киса : Что вы делаете, это же моя школьная форма. Я ношу её уже 11 лет, и она всё как новая!

(Киса надевает мятый пиджак).

Бендер : Теперь вы дозрели и приобрели возможность конспирации. Английский язык знаете, надеюсь?

Киса: В пределах программы средней школы.

Бендер: Можете сказать по-английски: «Господа, я не ел шесть дней»?

Киса : The lady and gentlemen…(Пауза).

Бендер : Это всё?

Киса : Ladies and gentlemen, I have not eaten for… (Считает по пальцам) One, two, three, four, five, six… six days… Зачем мне всё это?

Бендер: Затем, что вы сейчас пойдёте в зрительный зал и будете просить подаяние, а я посмотрю где же драгоценный (кивок в зал) стул.

Киса : (Идёт с протянутой шляпой в зал) Ladies and gentlemen, I have not eaten for six days! Thank you, thank you very much. (Киса подходит к Эллочки которая сидит на стуле в зале)

Киса : Месье, мадам, же не манж паси жур! Я не ел целую неделю!

Эллочка : Мрак!

Киса : Мадам, отдайте стул.

Эллочка: Хо-хо!

(в это время подходит к ним Остап)

Остап . Я не хо-хо, я ого-го! (подаёт руку и поднимает со стула, идут на сцену)

Эллочка. Шалишь, парниша!

Эллочка . Блеск.

Остап. Прекрасный мех!

Эллочка . Шутите! Это мексиканский тушкан.

Остап . Быть этого не может. Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это Переяславский барс.

Эллочка. Вы – парниша, что надо.

(В это время Киса со стулом идёт к выходу и из-за угла смотрит на танец)

Танцуют. (в конце танца раскручивает Эллочку за кулисы)

Бендер : Киса, несите скорее стул. (Обыгрывают поиски драгоценностей в стуле, находят конверт)

Киса : Ну что? Доставайте скорее.

Бендер : Пустышка. Написано номинация…

Киса: Кто такая эта номинация?

Бендер : Это не кто, а что. Номинация «Чем не министр!»

2. Номинация «Чем не министр!» Директор вручает грамоты за хорошую учебу, приглашенные ребята после получения грамот усаживаются на сцене.

(Киса и Остап выходят на сцену)

Киса: Товарищ Бендер, когда же, когда же наступит переломный момент?

Бендер : Выше голову, Киса! Граждане! Прошу всех оставаться на своих местах! Тотальная инвентаризация! (осматривает зрителей) Так, костюмы, платья, галстуки, бижутерия … как будто все на месте… Стоп! А стул? Где стул? Граждане, это вам не шуточки! Целый стул пропал!

Мадам Грицацуева : (выходя из-за кулис в глубине сцены) Здесь! Здесь есть один стул!

Бендер: Все свободны.

Мадам Грицацуева : (выносит стул) Боже мой, товарищ Бендер! Это вы?

Бендер: (в смятении) Да, то есть нет… То есть это вроде, как я, но в то же время…

Мадам Грицацуева : Вы меня узнаете, товарищ Бендер?

Бендер: Нет, простите, я очень занят! (бросается наутёк)

Мадам Грицацуева : Это же я, мадам Грицацуева! Куда вы, товарищ Бендер?

Бендер: Простите, я спешу. К тому же я женат!

Мадам Грицацуева: Да, я помню. Но неужели у вас нет ни одной свободной минуточки?

Бендер : Весьма сожалею!

Мадам Грицацуева: А как же стул, товарищ Бендер?

Бендер: (останавливается) Стул? Ах да, стул… Видите ли, мадам, с некоторых пор, я стал противником браков. Так что максимум, что я могу предложить вам за этот стул – это три рубля. Больше у меня нет. А давайте лучше танцевать.

Мадам Грицацуева : (в восторге) С удовольствием.

Танец с парусом

Мадам Грицацуева: Ах, спасибо вам, товарищ Бендер! Вы сделали меня счастливым человеком! (легко порхая убегает за кулисы).

Бендер : Вот что значит быть талантливым.

Киса. Не может быть, что бы так повезло. (кричит) Есть, есть...

Бендер : Что есть? Где бриллианты?..

Киса. Конверт с номинацией «Наши кумиры»

3 Номинация «Наши кумиры»

Киса: Ну что, товарищ Бендер, концессия терпит крах.

Бендер : Не хмурьтесь, фельдмаршал! Есть главное – стулья ещё целы… если они не в здании Дома культуры, то они в школе. Киса, нам необходимо разделиться. Я обследую кабинет технологии и мастерские, а Вы - в спортивный зал! Время не терпит!

Киса и Бендер уходят в разные стороны.

(Выходят дети с надписью СПОРТЗАЛ. Танец «Ход конём»)

Киса: (Выходит на сцену осматривает и находит гирю) Нашёл! Нашёл! (тащит гирю с красным бантиком).

Бендер : (На крик выходит Бендер и держит под мышкой – ножовку). Что Вы нашли?

Киса: Вот! Колокол! С бантиком!

Бендер : Какой же это колокол, это гиря. Ей не звенят, а управляются вот так.

Киса : А у Вас есть что-нибудь?

Бендер : В мастерских стульев нет. Вот, прихватил на память (показывает ножовку). Согласитесь, я не мог покинуть кабинет, не оставив на память о нём никаких воспоминаний.

Киса: (выхватывает ножовку). Товарищ Бендер, скажу Вам как родному – я раскрыл секрет этой гири!

Бендер : Да какой там секрет, обыкновенная гиря, для гимнастики.

Киса: Не-е-ет, это золотая гиря, понимаете? Из чистого золота! Полтора пуда чистого золота! Покрасили её в чёрный цвет и думают – никто не узнает! Отпилим себе по кусочку, продадим – и в Рио! (Звучит музыка Bellini - Samba di Janeiro).

Бендер : В белых штанах… Так что же мы стоим?!?! Пилите, Киса, пилите! Она золотая! (Киса начинает пилить). Как ты держишь ножовку! Это что у тебя, стружка? Уйди, уйди отсюда, чтоб я тебя не видел! (Отнимает ножовку, начинает пилить сам, не распиливается).

Киса: Ну, что там?

(Бендер перестает пилить, вытирает рукавом пот со лба)

Бендер: Что, что опять пусто, только конверт с надписью «ОЛИМПИЙСКИЕ НАДЕЖДЫ»!

4. НОМИНАЦИЯ «ОЛИМПИЙСКИЕ НАДЕЖДЫ»

Выходят все артисты

Киса: Где же сокровища? Где драгоценности? Они должны быть здесь. Куда вы их дели? Бендер, они нас обманывают.

Эллочка : Хамишь, парниша!

Бендер: Мадам, Киса прав. Наверное, кто-то присвоил драгоценности.

Мадам Грицацуева : Да кто мог присвоить.

Киса : Да кто угодно родители, учителя, о даже сам директор.

Эллочка: Мрак.

Бендер: Мадам Полякова, попрошу освободить стул.

(Директор встаёт, идёт обыгрывание, находят гармошку из дисков. Растягивают ожерелье - жемчужины написано «Выпускники 2016 года».)

Бендер : Мы искали их везде, а они вот рядом.

Эллочка: Блеск.

Вместе : Выпускники - вот они драгоценности Переяславской школы №2!

Прикрепляют ожерелье на сцену.

Ведущий 1: А стали вы такими ребята, благодаря учителям и родителям.

Ведущий 2: Как вы думаете, кто больше сил вложил в наших выпускников, родители или учителя? Давайте узнаем это наверняка

Ведущий 1: В от таким способом: я буду зачитывать строки, а те, кто отнесет их на свой счет, будут активно топать ногами и хлопать в ладоши.

Мы ночей не досыпали, свои нервы истрепали…

Мы жалели и любили, всегда время находили…

На экскурсии, в поход с детьми ходили круглый год…

Волновались на контрольных, потребляли корвалол…

Заполняли стадионы и считали каждый гол!

Шли за них в огонь и воду, несмотря на непогоду!

Любим их, таких родных, шумных, дерзких, деловых!

Ведущий 2: Да, как видно, родители и педагоги внеси равноценную лепту в становление наших выпускников, за что им огромное спасибо.

Ведущий 1: Принимайте музыкальный подарок дорогие учителя!

(На мотив песни «Белеет мой парус» из к/ф «12 стульев», муз. Г. Гладкова)

Сегодня плачем, переживаем,

Сегодня многое иначе понимаем.

Казалась нам порой, что в школе жизнь игрой,

Но расставание – не за горой.

Как перед Вами нам извиняться?

Мы перед Вами будем вечно преклоняться,

За ваш большой талант и Ваш душевный дар

Вот эта песня – скромный гонорар.

Припев:

Учитель, мы Вам посвящаем

Нехитрую песню свою,

Я ученик Ваш, я не апостол,

И временами Вам бывало, ох, непросто,

И очень может быть, что от финтов моих

Вы поседели раньше остальных.

О, наслажденье, уроки в прошлом,

Замрите все, я выпускник такой хороший!

Моих грехов разбор оставьте до поры

Припев:

Учитель, мы Вам посвящаем

Нехитрую песню свою,

Мы Вам доверяли ребячьи печали,

Вас вспомним и в дальнем краю.

И согласитесь, какая прелесть –

Учиться здесь и побеждать, шагая к цели.

Директорский напор, учительский задор

Сегодня плачем, переживаем,

Ведь мы не знаем, где найдём, где потеряем,

И очень может быть, мы к Вам опять придём

И знайте точно, Вас не подведём!

Припев:

Учитель, мы Вам посвящаем

Нехитрую песню свою,

Мы Вам доверяли ребячьи печали,

Вас вспомним и в дальнем краю.

Под музыку ребята спускаются в зал и дарят подарки учителям.

Ведущий 2: А сейчас прозвучат слова благодарности родителям.

На фоне музыки, на экране слайды (по 2 на каждого выпускника: детская фотография и взрослая)

Куклы брошены, нет косичек,
Слезы первой любви несчастной
Я смахнула с густых ресничек.

Папа, посмотри, как я выросла,
За плечами уже 11 классов,
Но к тебе за советом и помощью
Я, как в детстве, идти готова.

Папа, посмотри, как я выросла,
Вечерами спешу на свиданье,
Но по-прежнему только ты
Для меня - самый, самый, самый.

Мама, посмотри, как я вырос,
Я все реже с тобой бываю,
Письма первые шлю девчонке,
О тебе иногда забываю.

Мама, посмотри, как я вырос,
Я бываю резок и вспыльчив,
Но в душе я по-прежнему
И раним, и очень обидчив.

Мама, посмотри, как я вырос,
Но к тебе я все так же привязан
И всем лучшим, что есть в моем сердце,
Лишь тебе я, родная, обязан.

Да, мы выросли, стали выше
И сильнее, и даже мудрее.
Но все так же в минуты трудные
В вашу помощь, родители, верим.

Чувства ваши не меркнут от времени,
Нежность ваша с годами лишь множится.
Сколько б зим ни сменилось веснами,
Так же сердце за нас тревожится.

Мы бываем порой невнимательны,
Непростительно равнодушны,
Независимость мы отстаиваем
И никак не хотим быть послушными.

Но, поверьте, все это бравада,
Нет для нас никого вас дороже.

И без вас ни минуты не можем.

Пусть улыбка всегда вам сопутствует,
Пусть слеза не туманит взора.
Да, мы выросли, но по-прежнему
Вам мы верить во всем готовы.

Вам спасибо, поклон вам низкий
За любовь, доброту и терпенье,
Мы вас любим, мы очень вас любим,
Прочь гоните из сердца сомненье!

Ведущий 1: В заключение торжественной части Выпускного вечера предоставляем слово учителям.

Поднимаются на сцену, работающие учителя в 11 классе.

Напутствия педагогов:

Сегодня в вашей жизни очень торжественный день - перед вами открываются все дороги.

С этого дня вы считаетесь взрослыми людьми, а это очень ответственно.

Вам придется самостоятельно принимать решения, и только от вас самих теперь будет зависеть дальнейшая жизнь.

Вы - молодое поколение, которое приходит на смену нам, и от того, как вы построите свою жизнь, будет зависеть жизнь всего общества.

С сегодняшнего дня на вас ложится ответственность за будущее.

Мы хотим пожелать вам гладкой жизненной дороги, хороших друзей и помощников в работе, которую вы для себя выберете, и, конечно, самых легких испытаний!

(На мотив «Гимн молодежи – кто если не мы»)

Время настало такого события,

Школу почти вы уже завершили,

Вы на пороге такого открытия -

В новую жизнь мы вас отпустили.

Время менять свои мысли строптивые,

Уроки закончены здесь и сейчас.

Завтра свободные, честолюбивые,

А детство сегодня уходит от вас.

II. Мы штиля не ждем в эпицентре стихии,

И строим проекты великой страны,

Мы знаем историю нашей России,

И этой историей будете вы.

Дерзко, уверенно, оптимистично,

Выходите в жизнь и цели верны,

Легко вам не будет, и это логично,

Успехами вашими будем горды!

III. Придут другие дети, другое поколенье,

Но вас мы не забудем - это без сомненья.

Скоро вам быть лидерами, а не ведомыми,

Скоро создавать вам свою новую историю.

Друг друга не теряйте – и нас не забывайте!

Что здесь всегда вас помнят – об этом знайте!

Сильные умами, духом не сломленные,

Идущие вперед, целеустремленные.

Кто, если не вы, сила поколения.

Кто, если не вы, научное мышление,

Кто, если не вы, прорыв десятилетия,

Кто, если не вы, на годы, на столетия.

Кто, если не вы, единая команда,

Кто, если не вы, науки пропаганда,

Кто, если не вы, проявит ум и силу,

Кто, если не вы, свободная Россия!

Огромная Россия!

Великая Россия!

Любимая Россия!

Педагог 1: В добрый час, выпускники 2016 года!

Педагог 2: В добрый путь! (Вместе:) Дорогие наши выпускники!

Педагог 1: Спасибо всем и успехов вам в предстоящей самостоятельной жизни!

Педагог 2: Но мы не говорим вам прощайте, мы говорим

Вместе: До свидания!

Ведущий 1 . Дорогие выпускники! Запомните этот день

Ведущий 2 . Запомните этот час.

Ведущий 1 . Стремитесь вдаль, дышите полной грудью,

Живите так, чтоб вторила молва,

Чтоб удивительными были ваши судьбы,

Чтобы великими свершенья и дела!

Главная > Документ

Сценарий О. Бендера

На 1-й Черноморской кинофабрике был тот ералаш, какой бывает только на конских ярмарках и именно в ту минуту, когда всем обществом ловят карманника. В подъезде сидел комендант. У всех входящих он строго требовал пропуск, но если ему пропуска не давали, то он пускал и так. Люди в синих беретах сталкивались с людьми в рабочих комбинезонах, разбегались по многочисленным лестницам и немедленно по этим же лестницам бежали вниз. В вестибюле они описывали круг, на секунду останавливались, остолбенело глядя перед собой, и снова пускались наверх с такой прытью, будто бы их стегали сзади мокрым линьком. Стремглав проносились ассистенты, консультанты, эксперты, администраторы, режиссеры со своими адъютантшами, осветители, редакторы-монтажеры, пожилые сценаристки, заведующие запятыми и и хранители большой чугунной печати. Остап, принявшийся было расхаживать по кинофабрике обычным своим шагом, вскоре заметил, что никак не может включиться в этот кружащийся мир. Никто не отвечал на его расспросы, никто не останавливался. -- Надо будет примениться к особенностям противника, -- сказал Остап. Он тихонько побежал и сразу же почувствовал облегчение. Ему удалось даже перекинуться двумя словечками с какой-то адъютантшей. Тогда великий комбинатор побежал с возможной быстротой и вскоре заметил, что включился в темп. Теперь он бежал ноздря в ноздрю с заведующим литературной частью. -- Сценарий! -- крикнул Остап. -- Какой? -- спросил завлит, отбивая твердую рысь. -- Хороший! -- ответил Остап, выдвигаясь на полкорпуса вперед. -- Я вас спрашиваю, какой? Немой или звуковой? -- Немой. Легко выбрасывая ноги в толстых чулках, завлит обошел Остапа на повороте и крикнул: -- Не надо! -- То есть как -- не надо? -- спросил великий комбинатор, начиная тяжело скакать. -- А так! Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам. Оба они на миг остановились, остолбенело посмотрели друг на друга и разбежались в разные стороны. Через пять минут Бендер, размахивая рукописью, опять бежал в подходящей компании, между двумя рысистыми консультантами. -- Сценарий! -- сообщил Остап, тяжело дыша. Консультанты, дружно перебирая рычагами, оборотились к Остапу: -- Какой сценарий? -- Звуковой. -- Не надо, -- ответили консультанты, наддав ходу. Великий комбинатор опять сбился с ноги и позорно заскакал. -- Как же это -- не надо? -- Так вот и не надо. Звукового кино еще нет. В течение получаса добросовестной рыси Бендер уяснил себе щекотливое положение дел на 1-й Черноморской кинофабрике. Вся щекотливость заключалась в том, что немое кино уже не работало ввиду наступления эры звукового кино, а звуковое еще не работало по причине организационных неполадок, связанных с ликвидацией эры немого кино. В разгаре рабочего дня, когда бег ассистентов, консультантов, экспертов, администраторов, режиссеров, адъютантш, осветителей, сценаристов и хранителей большой чугунной печати достиг резвости знаменитого в свое время "Крепыша", распространился слух, что где-то в какой-то комнате сидит человек, который в срочном порядке конструирует звуковое кино. Остап со всего ходу вскочил в большой кабинет и остановился, пораженный тишиной. За столом боком сидел маленький человек с бедуинской бородкой и в золотом пенсне со штурком. Нагнувшись, он с усилием стаскивал с ноги ботинок. -- Здравствуйте, товарищ! -- громко сказал великий комбинатор. Но человек не ответил. Он снял ботинок и принялся вытряхивать из него песок. -- Здравствуйте! -- повторил Остап. -- Я принес сценарий! Человек с бедуинской бородкой не спеша надел ботинок и молча стал его шнуровать. Закончив это дело, он повернулся к своим бумагам и, закрыв один глаз, начал выводить бисерные каракули. -- Что же вы молчите? -- заорал Бендер с такой силой, что на столе кинодеятеля звякнула телефонная трубка. Только тогда кинодеятель поднял голову, посмотрел на Остапа и сказал: -- Пожалуйста, говорите громче. Я не слышу. -- Пишите ему записки, -- посоветовал проносившийся мимо консультант в пестром жилете, -- он глухой. Остап подсел к столу и написал на клочке бумаги: "Вы звуковик?" -- Да, -- ответил глухой. "Принес звуковой сценарий. Называется "Шея". народная трагедия в шести частях", -- быстро написал Остап. Глухой посмотрел на записку сквозь золотое пенсне и сказал: -- Прекрасно! Мы сейчас же втянем вас в работу. Нам нужны свежие силы. "Рад содействовать. Как в смысле аванса?" -- написал Бендер. -- "Шея" -- это как раз то, что нам нужно! -- сказал глухой. -- Посидите здесь, я сейчас приду. Только никуда не уходите. Я ровно через минуту. Глухой захватил сценарий многометражного фильма "Шея" и выскользнул из комнаты. -- Мы вас втянем в звуковую группу! -- крикнул он, скрываясь за дверью. -- Через минуту я вернусь. После этого Остап просидел в кабинете полтора часа, но глухой не возвращался. Только выйдя на лестницу и включившись в темп, Остап узнал, что глухой уже давно уехал в автомобиле и сегодня не вернется. И вообще никогда сюда не вернется, потому что его внезапно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Но ужаснее всего было то, что глухой увез сценарий многометражного фильма "Шея". Великий комбинатор выбрался из круга бегущих, опустился на скамью, припав к плечу сидевшего тут же швейцара. -- Вот, например, я! -- сказал вдруг швейцар, развивая, видимо, давно мучившую его мысль. -- Сказал мне помреж Терентьев бороду отпустить. Будешь, говорит, Навуходоносора играть или Валтасара в фильме, вот названия не помню. Я и отрастил, смотри, какая бородища -- патриаршая! А теперь что с ней делать, с бородой! Помреж говорит: не будет больше немого фильма, а в звуковом, говорит, тебе играть невозможно, голос у тебя неприятный. Вот и сижу с бородой, тьфу, как козел! Брить жалко, а носить стыдно. Так и живу. -- А съемки у вас производятся? -- спросил Бендер, постепенно приходя в сознание. -- Какие могут быть съемки? -- важно ответил бородатый швейцар. -- Летошний год сняли немой фильм из римской жизни. До сих пор отсудиться не могут по случаю уголовщины. -- Почему же они все бегают? -- осведомился великий комбинатор, показывая на лестницу. -- У нас не все бегают, -- заметил швейцар, -- вот товарищ Супругов не бегает. Деловой человек. Все думаю к нему насчет бороды сходить, как за бороду платить будут: по ведомости или ордер отдельный... Услышав слово "ордер", Остап пошел к Супругову. Швейцар не соврал. Супругов не скакал по этажам, не носил альпийского берета, не носил даже заграничных приставских шаровар-гольф. На нем приятно отдыхал взор. Великого комбинатора он встретил чрезвычайно сухо. -- Я занят, -- сказал он павлиньим голосом, -- вам я могу уделить только две минуты. -- Этого вполне достаточно, -- начал Остап. -- Мой сценарий "Шея"... -- Короче, -- сказал Супругов. -- Сценарий "Шея"... -- Вы говорите толком, что вам нужно? -- "Шея"... -- Короче. Сколько вам следует? -- У меня какой-то глухой... -- Товарищ! Если вы сейчас же не скажете, сколько вам следует, то я попрошу вас выйти. Мне некогда. -- Девятьсот рублей, -- пробормотал великий комбинатор. -- Триста! -- категорически заявил Супругов. -- Получите и уходите. И имейте в виду, вы украли у меня лишних полторы минуты. Супругов размашистым почерком накатал записку в бухгалтерию, передал ее Остапу и ухватился за телефонную трубку. Выйдя из бухгалтерии, Остап сунул деньги а карман и сказал: -- Навуходоносор прав. Один здесь деловой человек-и тот Супругов. Между тем беготня по лестницам, кружение, визг и гоготанье на 1-й Черноморской кинофабрике достигли предела. Адъютантши скалили зубы. Помрежи вели черного козла, восхищаясь его фотогеничностью. Консультанты, эксперты и хранители чугунной печати сшибались друг с другом и хрипло хохотали. Пронеслась курьерша с помелом. Великому комбинатору почудилось даже, что один из ассистентов-аспирантов в голубых панталонах взлетел над толпой и, обогнув люстру, уселся на карнизе. И в ту же минуту раздался бой вестибюльных часов. "Бамм!" -- ударили часы. Вопли и клекот потрясли стеклянное ателье. Ассистенты, консультанты, эксперты и редакторы-монтажеры катились вниз по лестницам. У выходных дверей началась свалка. "Бамм! Бамм!" -- били часы. Тишина выходила из углов. Исчезли хранители большой печати, заведующие запятыми, администраторы и адъютантши. Последний раз мелькнуло помело курьерши. "Бамм!" -- ударили часы в четвертый раз. В ателье уже никого не было. И только в дверях, зацепившись за медную ручку карманом пиджака, бился, жалобно визжал и рыл копытцами мраморный пол ассистент-аспирант в голубых панталонах. Служебный день завершился. С берега, из рыбачьего поселка, донеслось пенье петуха. Когда антилоповская касса пополнилась киноденьгами, авторитет командора, несколько поблекший после бегства Корейко, упрочился. Паниковскому была выдана небольшая сумма на кефир и обещаны золотые челюсти. Балаганову Остап купил пиджак и впридачу к нему скрипящий, как седло, кожаный бумажник. Хотя бумажник был пуст, Шура часто вынимал его и заглядывал внутрь. Козлевич получил пятьдесят рублей на закупку бензина. Антилоповцы вели чистую, нравственную, почти что деревенскую жизнь. Они помогали заведующему постоялым двором наводить порядки и вошли в курс цен на ячмень и сметану. Паниковский иногда выходил во двор, озабоченно раскрывал рот ближайшей лошади, глядел в зубы и бормотал: "Добрый жеребец", хотя перед ним стояла добрая кобыла. Один лишь командор пропадал по целым дням, а когда появлялся на постоялом дворе, бывал весел и рассеян. Он подсаживался к друзьям, которые пили чай в грязной стеклянной галерее, закладывал за колено сильную ногу в красном башмаке и дружелюбно говорил: -- В самом ли деле прекрасна жизнь, Паниковский, или мне это только кажется? -- Где это вы безумствуете? -- ревниво спрашивал нарушитель конвенции. -- Старик! Эта девушка не про вас, -- отвечал Остап. При этом Балаганов сочувственно хохотал и разглядывал новый бумажник, а Козлевич усмехался в свои кондукторские усы. Он не раз уже катал командора и Зосю по Приморскому шоссе. Погода благоприятствовала любви. Пикейные жилеты утверждали, что такого августа не было еще со времен порто-франко. Ночь показывала чистое телескопическое небо, а день подкатывал к городу освежающую морскую волну. Дворники у своих ворот торговали полосатыми монастырскими арбузами, и граждане надсаживались, сжимая арбузы с полюсов, и склоняя ухо, чтобы услышать желанный треск. По вечерам со спортивных полей возвращались потные счастливые футболисты. За ними, подымая пыль, бежали мальчики. Они показывали пальцами на знаменитого голкипера, а иногда даже подымали его на плечи и с уважением несли. Однажды вечером командор предупредил экипаж "Антилопы", что назавтра предстоит большая увеселительная прогулка за город с раздачей гостинцев. -- Ввиду того, что наш детский утренник посетит одна девушка, -- сказал Остап значительно, -- попросил бы господ вольноопределяющихся умыть лица. почиститься, а главное -- не употреблять в поездке грубых выражений. Паниковский очень взволновался, выпросил у командора три рубля, сбегал в баню и всю ночь потом чистился и скребся, как солдат перед парадом. Он встал раньше всех и очень торопил Козлевича. Антилоповцы смотрели на Паниковского с удивлением. Он был гладко выбрит, припудрен так, что походил на отставного конферансье. Он поминутно обдергивал на себе пиджак и с трудом ворочал шеей в оскар-уайльдовском воротничке. Во время прогулки Паниковский держался весьма чинно. Когда его знакомили с Зосей, он изящно согнул стан, но при этом так сконфузился, что даже пудра на его щеках покраснела. Сидя в автомобиле, он поджимал левую ногу, скрывая прорванный ботинок, из. которого смотрел большой палец. Зося была в белом платье, обшитом красной ниткой. Антилоповцы ей очень понравились. Ее смешил грубый Шура Балаганов, который всю дорогу причесывался гребешком "Собинов". Иногда же он очищал нос пальцем, после чего обязательно вынимал носовой платок и томно им обмахивался. Адам Казимирович учил Зосю управлять "Антилопой", чем также завоевал ее расположение. Немного смущал ее Паниковский. Она думала, что он не разговаривает с ней из гордости. Но чаще всего она останавливала взгляд на медальном лице командора. На заходе солнца Остап роздал обещанные гостинцы. Козлевич получил брелок в виде компаса, который очень подошел к его толстым серебряным часам. Балаганову был преподнесен "Чтец-декламатор" в дерматиновом переплете, а Паниковскому -- розовый галстук с синими цветами. -- А теперь, друзья мои, -- сказал Бендер, когда "Антилопа" возвратилась в город, -- мы с Зосей Викторовной немного погуляем, а вам пора на постоялый двор, бай-бай. Уж постоялый двор заснул и Балаганов с Козлевичем выводили носами арпеджио, а Паниковский с новым галстуком на шее бродил среди подвод, ломая руки в немой тоске. -- Какая фемина! -- шептал он. -- Я люблю ее, как дочь! Остап сидел с Зосей на ступеньках музея древностей. На площади, выложенной лавой, прогуливались молодые люди, любезничая и смеясь. За строем платанов светились окна международного клуба моряков. Иностранные матросы в мягких шляпах шагали по два и потри, обмениваясь непонятными короткими замечаниями. -- Почему вы меня полюбили? -- спросила Зося, трогая Остапа за руку. -- Вы нежная и удивительная, -- ответил командор, -- вы лучше всех на свете. Долго и молча сидели они в черной тени музейных колонн, думая о своем маленьком счастье. Было тепло и темно, как между ладонями. -- Помните, я рассказывала вам о Корейко? -- сказала вдруг Зося. -- О том, который делал мне предложение. -- Да, -- сказал Остап рассеянно. -- Он очень забавный человек, -- продолжала Зося. -- Помните, я вам рассказывала, как неожиданно он уехал? -- Да, -- сказал Остап более внимательно, -- он очень забавный. -- Представьте себе, сегодня я получила от него письмо, очень забавное... -- Что? -- воскликнул влюбленный, поднимаясь с места. -- Вы ревнуете? -- лукаво спросила Зося. -- М-м, немножко. Что же вам пишет этот пошляк? -- Он вовсе не пошляк. Он просто очень несчастный и бедный человек. Садитесь, Остап. Почему вы встали? Серьезно, я его совсем не люблю. Он просит меня приехать к нему. -- Куда, куда приехать? -- закричал Остап. -- Где он? -- Нет, я вам не скажу. Вы ревнивец. Вы его еще убьете. -- Ну что вы, Зося! -- осторожно сказал командор. -- Просто любопытно узнать, где это люди устраиваются. -- О, он очень далеко! Пишет, что нашел очень выгодную службу, здесь ему мало платили. Он теперь на постройке Восточной Магистрали, -- В каком месте? -- Честное слово, вы слишком любопытны! Нельзя быть таким Отелло! -- Ей-богу, Зося, вы меня смешите. Разве я похож на старого глупого мавра? Просто хотелось бы узнать, в какой части Восточной Магистрали устраиваются люди. -- Я скажу, если вы хотите. Он работает табельщиком в Северном укладочном городке, -- кротко сказала девушка, -- но он только так называется-городок. На самом деле это поезд. Мне Александр Иванович очень интересно описал. Этот поезд укладывает рельсы. Понимаете? И по ним же движется. А навстречу ему, с юга, идет другой такой же городок. Скоро они встретятся. Тогда будет торжественная смычка. Все это в пустыне, он пишет, верблюды... Правда интересно? -- Необыкновенно интересно, -- сказал великий комбинатор, бегая под колоннами. -- Знаете что, Зося, надо идти. Уже поздно. И холодно. И вообще идемте! Он поднял Зосю со ступенек, вывел на площадь и здесь замялся. -- Вы разве меня не проводите домой? -- тревожно спросила девушка. -- Что? -- сказал Остап. -- Ах, домой? Видите, я... -- Хорошо, -- сухо молвила Зося, -- до свиданья. И не приходите больше ко мне. Слышите? Но великий комбинатор уже ничего не слышал. Только пробежав квартал, он остановился. -- Нежная и удивительная! -- пробормотал он. Остап повернул назад, вслед за любимой. Минуты две он несся под черными деревьями. Потом снова остановился, снял капитанскую фуражку и затоптался на месте. -- Нет, это не Рио-де-Жанейро! -- сказал он, наконец. Он сделал еще два колеблющихся шага, опять остановился, нахлобучил фуражку и, уже не рассуждая, помчался на постоялый двор. В ту же ночь из ворот постоялого двора, бледно светя фарами, выехала "Антилопа". Заспанный Козлевич с усилием поворачивал рулевое колесо. Балаганов успел заснуть в машине во время коротких сборов, Паниковский грустно поводил глазками, вздрагивая от ночной свежести. На его лице еще виднелись следы праздничной пудры. -- Карнавал окончился! -- крикнул командор, когда "Антилопа" со стуком проезжала под железнодорожным мостом. -- Начинаются суровые будни. А в комнате старого ребусника у букета засохших роз плакала нежная и удивительная.

Глава XXV

Три дороги

"Антилопе" было нехорошо. Она останавливалась даже на легких подъемах и безвольно катилась назад. В моторе слышались посторонние шумы и хрипенье, будто бы под желтым капотом автомобиля кого-то душили. Машина была перегружена. Кроме экипажа, она несла на себе большие запасы горючего. В бидонах и бутылях, которые заполняли все свободные места, булькал бензин. Козлевич покачивал головой, поддавал газу и сокрушенно смотрел на Остапа. -- Адам, -- говорил командор, -- вы наш отец, мы ваши дети. Курс на восток! У вас есть прекрасный навигационный прибор-компас-брелок. Не сбейтесь с пути! Антилоповцы катили уже третий день, но, кроме Остапа, никто толком не знал конечной цели нового путешествия. Паниковский тоскливо смотрел на лохматые кукурузные поля и несмело шепелявил: -- Зачем мы опять едем? К чему это все? Так хорошо было в Черноморске. И при воспоминании о чудной фемине он судорожно вздыхал. Кроме того, ему хотелось есть, а есть было нечего: деньги кончились. -- Вперед! -- ответил Остап. -- Не нойте, старик. Вас ждут золотые челюсти, толстенькая вдовушка и целый бассейн кефира. Балаганову я куплю матросский костюмчик и определю его в школу первой ступени. Там он научится читать и писать, что в его возрасте совершенно необходимо. А Козлевич, наш верный Адам, получит новую машину. Какую вы хотите, Адам Казимирович? "Студебеккер"? "Линкольн"? "Ройс"? "Испано-сюизу"? -- "Изотта-фраскини". -- сказал Козлевич, зарумянившись. -- Хорошо. Вы ее получите. Она будет называться "Антилопа Вторая" или "Дочь Антилопы", как вам будет угодно. А сейчас нечего унывать. Довольствием я вас обеспечу. Правда, сгорел мой саквояж, но остались несгораемые идеи. Если уж совсем плохо придется, мы остановимся в каком-нибудь счастливом городке и устроим там севильский бой быков. Паниковский будет пикадором. Одно это вызовет нездоровый интерес публики, а следовательно, огромный сбор. Машина подвигалась по широкому шляху, отмеченному следами тракторных шпор. Шофер неожиданно затормозил. -- Куда ехать? -- спросил он. -- Три дороги. Пассажиры вылезли из машины и, разминая ослабевшие ноги, прошли немного -- вперед. На распутье стоял наклонный каменный столб, на котором сидела толстая ворона. Сплющенное солнце садилось за кукурузные лохмы. Узкая тень Балаганова уходила к горизонту. Землю чуть тронула темная краска, и передовая звезда своевременно сигнализировала наступление ночи. Три дороги лежали перед антилоповцами: асфальтовая, шоссейная и проселочная. Асфальт еще желтился от солнца, голубой пар стоял над шоссе, проселок был совсем темным и терялся -- в поле сейчас же за столбом. Остап крикнул на ворону, которая очень испугалась, но не улетела, побродил в раздумье на перекрестке и сказал: -- Объявляю конференцию русских богатырей открытой! Налицо имеются: Илья Муромец -- Остап Бендер, Добрыня Никитич -- Балаганов, и Алеша Попович -- всеми нами уважаемый Михаил Паниковский. Козлевич, пользуясь остановкой, заполз под "Антилопу" с французским ключом, а потому в число богатырей включен не был. -- Дорогой Добрыня, -- распорядился Остап, -- станьте, пожалуйста, справа! Мосье Попович, займите ваше место с левой стороны! Приложите ладони ко лбам и вглядывайтесь вперед. -- Что это за шутки еще? -- возмутился Алеша Попович. -- Я голоден. Едем скорее куда-нибудь! -- Стыдно, Алешенька, -- сказал Остап, -- станьте, как полагается древнему витязю. И раздумывайте. Смотрите, как Добрыня себя ведет. С него хоть сейчас можно былину писать. Итак, богатыри, по какой дороге ехать? На какой из них валяются деньги, необходимые нам для текущих расходов? Я знаю, Козлевич двинулся бы по асфальту, шоферы любят хорошие дороги. Но Адам -- честный человек, он плохо разбирается в жизни. Витязям асфальт ни к чему. Он ведет, вероятно, в зерновой гигант. Мы потеряемся там в шуме машин. Нас еще придавит каким-нибудь "катерпиллером" или комбайном. Умереть под комбайном -- это скучно. Нет, богатыри, нам не ехать по асфальтовой дороге. Теперь -- шоссе. Козлевич, конечно, от него тоже не отказался бы. Но поверьте Илье Муромцу -- шоссе нам не годится. Пусть обвиняют нас в отсталости, но мы не поедем по этой дороге. Чутье подсказывает мне встречу с нетактичными колхозниками и прочими образцовыми гражданами. Кроме того, им не до нас. По их обобществленным угодьям бродят сейчас многочисленные литературные и музыкальные бригады, собирая материалы для агропоэм и огородных кантат. Остается проселок, граждане богатыри! Вот он -- древний сказочный путь, по которому двинется "Антилопа". Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет! Здесь еще летает догорающая жар-птица, и людям нашей профессии перепадают золотые перышки. Здесь сидит еще на своих сундуках кулак Кащей, считавший себя бессмертным и теперь с ужасом убедившийся, что ему приходит конец. Но нам с вами, богатыри, от него кое-что перепадет, в особенности если мы представимся ему в качестве странствующих монахов. С точки зрения дорожной техники этот сказочный путь отвратителен. Но для нас другого пути нет. Адам! Мы едем! Козлевич грустно вывел машину на проселок, где она немедленно принялась выписывать кренделя, крениться набок и высоко подкидывать пассажиров. Антилоповцы хватались друг за друга, сдавленно ругались и стукались коленями о твердые бидоны. -- Я хочу есть! -- стонал Паниковский. -- Я хочу гуся! Зачем мы уехали из Черноморска? Машина визжала, выдираясь из глубокой колеи и снова в нее проваливаясь. -- Держитесь, Адам! -- кричал Бендер. -- Во что бы то ни стало держитесь! Пусть только "Антилопа" довезет нас до Восточной Магистрали, и мы наградим ее золотыми шинами с мечами и бантами! Козлевич не слушал. От сумасшедших бросков руль вырывался из его рук. Паниковский продолжал томиться. -- Бендер, -- захрипел он вдруг, -- вы знаете, как я вас уважаю, но вы ничего не донимаете! Вы не знаете, что такое гусь! Ах, как я люблю эту птицу! Это дивная жирная птица, честное, благородное слово. Гусь! Бендер! Крылышко! Шейка! Ножка! Вы знаете, Бендер, как я ловлю гуся? Я убиваю его, как тореадор, -- одним ударом. Это опера, когда я иду на гуся! "Кармен"!.. -- Знаем, -- сказал командор, -- видели в Арбатове. Второй раз не советую. Паниковский замолчал, но уже через минуту, когда новый толчок машины бросил его на Бендера, снова раздался его горячечный шепот: -- Бендер! Он гуляет по дороге. Гусь! Эта дивная птица гуляет, а я стою и делаю вид, что это меня не касается. Он подходит. Сейчас он будет на меня шипеть. Эти птицы думают, что они сильнее всех, и в этом их слабая сторона. Бендер! В этом их слабая сторона!.. Теперь нарушитель конвенции почти пел.

Любуясь проплывающей под ним панорамой местности, Остап запел, поддавшись незнакомому ему еще до этого внутреннему восхитительному ощущению полета над землей.

Авиетка уже подлетала к какому-то большому селению, когда путь ей преградила сильная облачность. Через несколько минут она уже купалась в облаках. Чтобы не потерять землю, Рощин спустился ниже – под облачную преграду. Но и здесь накрапывал дождик. И чем дальше, облака были все ниже и ниже.

Бендер вдруг почувствовал крутой вираж и вопросительно посмотрел на обернувшегося к нему Рощина. Тот разочарованно закачал головой: ничего, мол, не поделаешь, надо опускаться к самой земле.

Полетели так низко, что стадо овец на пути в испуге разбежалось, а люди с удивленно задранными головами смотрели самолету вслед. Скорость авиетки на большой высоте незаметная, теперь чувствовалась основательно. Мелькали дома, деревья, поля…

Началась сильная болтанка. Самолет кидало во все стороны так, что Остапа даже подбрасывало с сиденья.

– Антон! – прокричал, потянувшись к летчику, Бендер, – нельзя ли потише?

– Воздушные ямы, ничего не поделаешь, – чуть обернувшись, тоже криком ответил тот.

Остап не на шутку побаивался, как бы не развалилась их машина, снова прокричал:

– Не развалится наш воздушный конек?

– Не-ет, товарищ Бендер, он испытан и готов к такой болтанке. Скоро Умань, – взглянул летчик на карту у него на коленях.

Недалеко от города мотор, работавший так четко, вдруг забарахлил: дождевые капли попали в карбюратор, да и бензин был низкой очистки. Рощин попытался дать полный газ, но эта попытка не прососала воду и мотор затих.

– Садимся! – сказал он, не оборачиваясь, и начал высматривать ровное место для посадки.

Но такого места летчик не находил. Положение создавалось весьма критическое: кругом кустарники, деревья, холмы, а дальше постройки, дома.

Видя, что машина планирует на снижение, но не на ровное и свободное место, Бендер ясно ощутил угрозу разбиться.

– Антон! – прокричал он, хотя не было уже надобности кричать, мотор молчал. – Нет места?

– Дотянем, сядем на окраинную улицу города, – хладнокровно ответил находчивый летчик.

И оно наступило. Самолет, хотя и искусно пилотируемый умелыми руками Рощина, вначале мягко коснулся своими колесами уличной дороги, подпрыгнул, снова готов был чиркнуть колесами по земле и понестись уже по ней, теряя скорость, но… Вдруг нырнул колесами в глубокую рытвину и, сделав вынужденный рывок влево, самолет ударился крылом о телеграфный столб. Крыло смялось и отлетело от фюзеляжа.

Удар выбросил Остапа за борт авиетки. Больно ударившись о землю, он лежал с мыслью: «жив ли?».

Рощин тоже вывалился из машины, но тут же поднялся на ноги и, шатаясь, сделал шаг к своему детищу. Перед ним была половина авиетки. Крыла не было, шасси сломано, пропеллер хотя и был цел, но безжизненно замер на оси сдвинутого в сторону мотора. Помятая плоскость с элеронами съехала в канаву и лежала рядом с Бендером.

Теперь летчик окончательно понял, что его беспосадочный перелет бесповоротно на этот раз закончен. Авиетка Р-1 потребует основательного и длительного ремонта. Рощин сел на землю и готов был заплакать. Бендер тронул его за плечо и сказал ободряющим голосом:

– Антон, местный Осовиахим нам поможет.

Летчик встал и, взглянув на свое аварийное творение, медленно опустился снова на землю.

– Не унывай, Антон, я сейчас пойду и свяжусь с местными властями, – заверил Остап. – А вы охраняйте авиетку…

Вокруг самолета, потерпевшего аварию, начали собираться местные жители, сочувствуя и вздыхая. А детвора уже трогала и пыталась повращать хвостовые элероны.

– Ничего страшного нет, – продолжал успокаивать Бендер пилота. – У вас еще много будет знаменитых перелетов, Антон Яковлевич…

Рощин крепко пожал руку Остапу, хотя он чувствовал себя жокеем, до смерти загнавшим свою любимую лошадь на скачках. Ему казалось, что теперь в Москве его не будут считать не только авиаконструктором, но и летчиком.

После аварии радужное настроение и у Бендера померкло. Но он, еще раз заверив Рощина о своей помощи, подсел на попутную телегу с бочками и отправился в центр города.

В редакции местной газеты «Уманськи висти», помещавшейся на первом этаже Дома культуры города, деловито подбирали материал к сдаче в набор. Особенно старательно и ответственно этим занимался редактор Сочник, готовя передовицу к печати.

В разгар работы быстро вошел репортер Коляда. За ним шагнул в комнату человек в комбинезоне, шлеме, с очками, сдвинутыми на лоб. С приходом его в комнате распространился запах бензина и масла.

– Внимание, Николай Устинович, – сказал Коляда, – к нам летчик по очень интересному делу. Товарищ вам объяснит, – и скромно отошел в сторону.

– Летчик беспосадочного перелета Москва – Одесса – Москва Бендер и авиаконструктор Рощин, он у самолета… Мы аварийно сели у вас, товарищи, нужна помощь…

– Беспосадочного перелета?! Почему не знаем? – недоуменно уставился редактор на репортера, а затем на Бендера.

– Значит, прокол в вашей работе, – осуждающе покачал головой Остап. – Все газеты.

– Хорошо, хорошо, товарищ, где вы сели? – заволновался редактор.

На окраинной улице города, товарищи.

– Едем, немедленно едем, Коляда… – крутнул ручку телефонного аппарата редактор и схватил трубку. – Семен, оставь место для экстренного сообщения. – И бросив трубку на рычаги, повторил: – Едем, едем, товарищи, – устремляясь к двери.

– Да, но не к самолету вначале, а в Осовиахим, товарищи, – предупредил газетчиков Бендер, идя впереди.

Вскоре к месту аварийной посадки авиетки Р-1 подкатил автомобиль неизвестной марки. В свежевыкрашенной машине, собранной осовиахимовскими автолюбителями из «паккарда», «форда» и других машин, восседали председатель городского Осовиахима, газетчики Сочник, Коляда и «летчик» Остап Бендер.

Возле самолета в шумном окружении детворы и жителей с ближайших, домов, скучно похаживал Антон Яковлевич. Остап представил его и как летчика беспосадочного перелета, и как конструктора самолета.

Осмотрев авиетку, председатель сказал:

– Да, товарищи летчики, у нас нет возможности отремонтировать ваш самолет. Чем можем помочь, так это отправить вас с машиной по железной дороге в Москву.

– Или же в Киев, – подсказал руководитель осовиахимовской секцией помощи авиации. Он с двумя другими авиаторами-любителями подкатил вслед за машиной на конной пролетке.

– Или в Киев, – согласился председатель.

– Там сейчас автожиры начали выпускать, – заявил авторитетно авиатор-любитель, заглядывая во внутрь фюзеляжа авиетки.

– Нет, товарищи, – грустно покачал головой Рощин. – Уж если отправлять, за что я буду вам очень благодарен, так лучше в Москву. Там у меня мастерская, запчасти, опытные помощники…

– Спасибо, большое вам спасибо, – рассыпался в словах благодарности Рощин, а за ним и Бендер.

Был уже поздний вечер, когда авиетку Р-1 конная упряжка втащила во двор районного Осовиахима. Здесь она была уже под охраной местных энтузиастов. На следующий день ей предстояло быть разобранной, упакованной и со своим конструктором отправиться в Москву.

Рощин и примкнувший к нему Остап, ставший за это время чуть ли не возглавителем беспосадочного перелета, были определены в городскую гостиницу и наделены талонами в общепитовскую столовую.

За ужином Остап говорил:

– Антон, видите, все улаживается не таким уж скверным образом. Завтра вы будете читать в газете свое интервью о вашем беспосадочном перелете. Ваша машина будет упакована и вы с ней отправитесь домой. Что же касается меня, то я перед дилеммой: ехать с вами или не ехать.

– Решайте, мы уже подружились и мне будет скучно без вас, – улыбнулся за все последнее время летчик первый раз. – Вместе с вами мы займемся ремонтом авиетки, будем конструировать новую модель. Вы станете членом нашего Осовиахима. Решайте, дорогой Остап.

– Да-а… – протянул Бендер и перед его глазами пронеслись его прошлые московские деяния.

Вспомнил он студенческое общежитие монаха Бертольда Шварца, Кису Воробьянинова, покусившегося на его жизнь, погоню за стульями, последнюю встречу с Шурой Балагановым на Рязанском вокзале и много-много другого. Все эти картины, как отрывочные кинокадры из разных фильмов, склеенные в одну ленту, пронеслись перед его глазами. Он тихо промолвил:

– Я подумаю, подумаю, Антон…

Эту ночь они спали крепким сном на чистых и мягких постелях. А утром, после чая с пирожками в гостиничном буфете, устремились ко двору Осовиахима.

Остап с интересом наблюдал за всей этой суетой, за указаниями Рощина и участия в работе не принимал. Рабочих рук было предостаточно и даже с избытком.

Бендер хотел закурить, отойдя в сторону, но тут раздался голос Рощина:

– Остап Ибрагимович, тут ваш сверток одежды. Возьмите, а то он так и отправится без вас в Москву, поскольку вы не решили ехать со мной, – с сожалением в глазах смотрел летчик на своего необычного друга.

– Ах, да, – спохватился Остап. – Если бы вы знали, что это за вещи, дорогой Антон, кому они еще недавно принадлежали…

– Скажите, – вопросительно покрутил тот сверток.

– Как-нибудь в другой раз, Антон, – ответил Бендер. И начал снимать комбинезон летчика.

Глядя на его переодевание, Рощин сказал:

– Ну, комбинезон, пожалуй, я возьму, много предстоит мастеровой работы, а шлем я вам дарю. На память о нашем полете, – с добрым чувством улыбнулся летчик неожиданному своему пассажиру, который оказал ему так много помощи в его необычайных приключениях.

– Спасибо. Взамен я вам дарю вот эту армейскую фуражку. Она, правда, без козырька, но пусть напоминает вам обо мне, дорогой Антон. А это я вам возвращаю, – протянул он летчику очки, которые и сейчас украшали его голову в шлеме.

– Возьму, они вам без надобности. Что ж, будем прощаться, дорогой Остап?

– Ну, нет! Упаковывайте, я провожать вас еще буду. Да и вечером встретимся в гостинице, Антон, – помахал рукой Бендер.

– Прекрасно, друг, – ответил тоже взмахом руки летчик и вернулся к своим помощникам.

Бендер одел толстовку Козлевича, завернул в обрывок газеты свой единственный сапог, с которым он по какой-то необъяснимой причине никак не мог расстаться, и вышел со двора местного Осивиахима на улицу.

Солнце висело над домами. Ветер морщинил лужи после ночного дождя. Во дворах по-весеннему орали петухи и волновались куры. Сквозь щели дощатого тротуара хлюпала грязь. По голой мостовой грохотали подводы с рогожевыми кулями. Воробьи слетались к навозу. На углу Софиевской и Общепитовской кричали торговки пирожками и семечками. Обхватив столб с обрывком объявления: «Лечу половые болезни…», вдрызг пьяный банщик Афанасий разгульно выкрикивал что-то нечленораздельное.

– Сигуранца проклятая, конечно, это не Рио-де-Жанейро, – с сердечным вздохом проговорил вслух обладатель ордена Золотого Руна, смахивая брызнувшие капли грязи на его бутылочные краги.

«А может, действительно, поехать с Рощиным в Москву и стать авиаконструктором – летчиком? – усмехнулся Остап. – Нет, это заботы, это работа, у меня нет никакой тяги к авиастроению. Вот Адама Козлевича туда, это да. Он был бы славным помощником Антону Яковлевичу. А я человек свободный, как горный орел. В моей голове, несмотря на крушение, по-прежнему сидит хрустальная мечта моей юности. Теперь я не сделаю уже такого глупого перехода через границу к румынским боярам, сигуранца проклятая», – не проговорил последние слова, а зло прошипел обворованный потомок янычаров.

– Уу-х, – проскрипел он зубами и пристукнул кулаком по ладони другой руки, чуть, было, не выронив свой газетный сверток.

Остап вышел на проспект Ленина и остановился как вкопанный. Перед ним, ударяя броским шрифтом по глазам, на тумбе висела красочная афиша:

«С 3 по 15 апреля с.г., в клубе работников гужевого транспорта ставится спектакль «ШЕЯ».

Народная трагедия в 3-х актах Р. Глухомлинова.

Вход 50 коп.

Начало в 6 часов вечера.

В буфете чай, пирожные, кефир и пиво.

Дирекция»

– Глухой! – радостно засмеялся Остап, как человек нашедший вдруг свою потерянную ценность, – С моей «Шеей»! Ну плагиатор! – мстительно прокричал потомок янычаров.

После краха конторы «Рога и копыта» Бендер оказался в безденежном состоянии. Проезжая мимо І-й Черноморской кинофабрики у него родилась мысль написать киносценарий для многометражного фильма.

Живя на постоялом дворе, Остап при свете керосиновой коптилки за ночь написал киносценарий под названием «Шея». Утром понес его на фабрику. Пробившись сквозь ералаш, царящий там, Бендер предложил свой сценарий.

– Какой? – спросили его.

– Хороший! – убедительно ответил Остап.

– Для кино немого или звукового?

– Немого.

– Не надо!

– Как не надо!

– Немого кино уже нет. Обратитесь к звуковикам.

Звуковики тоже ответили отказом, так как звукового кино еще нет.

– Да как же так?! – потряс листами своего творения Остап.

– Да так. Немое кино уже не снималось, а звуковое еще только организовывалось с неполадками в связи с переходом от немого к звуковому кино. И тут до сочинителя скороспелого сценария дошел слух, что в какой-то комнате сидит человек и срочно творит звуковое кино. Остап бросился к нему. Новатор звукового кино оказался глухим. Криком Бендер заявил о своем сценарии.

– Прекрасно! – сказал глухой. – Мы сейчас же втянем вас в работу.

– А как насчет аванса?! – прокричал Остап.

Прождав около двух часов, Остап вышел из комнаты и узнал, что глухой звуковик уже давно уехал и не вернется, так как его срочно перебросили в Умань для ведения культработы среди ломовых извозчиков. Это рассмешило бы Бендера, а сейчас ужаснуло, так как глухой увез его сценарий многометражного фильма «Шея».

Клуб работников гужевого транспорта находился в бывшем фуражном складе. Над массивной дверью, оббитой жестью, висел транспарант:

«Гужевики! Смело в культуру!»

Остап бесстрашно шагнул под тяжелые своды извозчичьего храма Мельпомены и осмотрелся.

Сквозь высокие и узенькие окна падали скупые пятна света на нестройные ряды скамеек, стульев и табуреток. Низкая сцена была прикрыта занавесью с намалеванными на ней двумя хомутами, оплетенными конскими сбруями. Через разбитые стекла окон слышался птичий щебет. За стеной рыдала скрипка. Пахло дегтем, овсом и мышами.

– И ходют тут, и ходют. И чого? Вже и касса биля самого входу, – заворочался недовольно тулуп, лежащий иа трех табуретках.

– Мне Глухомлинов, о, как нужен, папаша, – провел рукой у шеи Остап, наклонившись над тулупом.

– Глухой? Сам дирехтор? Так його и немае ще… Ага, чекай, – приподнялся старик, – ось вин идэ…

Сердце у Бендера радостно забилось, когда в просвете широких дверей он увидел глухого с портфелем.

– До вас! – выпалил в ухо глухому сторож, тыча рукой в Остапа.

– Я насчет плагиата! – заорал Бендер. – Узнаете?!

Глухой, не узнавая еще Бендера, блеснул золотыми пенсне и согласно кивнул бедуинской бородкой:

– Пожалуйста, прошу ко мне. Мы сейчас втянем вас в работу… Нам нужны свежие силы…

– Я насчет плагиата! Узнаете?! – еще громче закричал Остап, грозно продвигаясь к глухому.

Бородка взметнулась кверху, стекла пенсне уставились на Остапа, рука судорожно закачала портфель. Глухомлинов узнал автора «Шеи»…

– Таких, как вы, я бы давил столбом весом в двести четырнадцать кило. Но вас я давить не буду. Я человеколюб, я психиатр и пока свято чту уголовный кодекс, – расхаживал Бендер шагом судьи вокруг своей жертвы.

Глухомлинов безропотно сидел на краю стула и, понурив голову, сжимал руками портфель, как напроказивший школьник.

– Безобразие! До чего дошло. Я в суд подам! У меня свидетель есть – товарищ Супругов с первой Черноморской кинофабрики! Супру-гов! – хрипло по слогам прокричал Остап на ухо постановщику лошадиной сцены.

При слове «Супругов» Глухомлинов приподнял голову и, трусливо озирнувшись, произнес:

– Да… Но… Может, отступного? У меня дети…

– У всех дети. Сколько? – прокричал строго Бендер.

– Мальчик и девочка, – стыдливо зарделся неудачливый начинатель звукового кино.

– Я спрашиваю, отступного сколько? – пустил петуха в голосе Остап.

– Двести, – пробормотал глухой.

– Что?! Обокрали! Лишили славы и денег! И после всего предлагаете всего двести?! – напирал Бендер на директора клуба ломовых извозчиков. – Никогда!

– Триста! – выдохнул несчастный звуковик, совсем подавленный вескими доводами истца.

– Ага, триста! Тогда вам придется купить и это, – победоносно развернул свой газетный сверток Остап.

На стол бухнулся перепачканный глиной сапог.

– Для реквизита вашего лошадиного клуба, – уточнил Бендер. – Этот сапог еще совсем недавно принадлежал, знаете кому? – придвинулся Остап к глухому и таинственно в его ухо прошептал:– Самому графу Монте-Кристо! Графу, жестоко убитому румынскими боярами и выброшенному с высокого берега Днестра. И место ему не на вашей лошадиной и мамалыжной сцене, а в столичном музее для обозрения потомками, – гордо вскинул голову Бендер. – Но я великодушен. Я всегда любил фаэтоны и поэтому уступаю его вашему конячному клубу всего за сто целковых, – сунул он «графский» сапог в руки глухого.

Глухомлинов не все слова расслышал из страстной речи Остапа, но ясно понял, что от покупки этого сапога ему не отвертеться.

Когда Бендер выходил из кабинета директора культуры уманских извозчиков, унося в кармане четыреста рублей – месячную выручку работы клуба – тулуп сторожа на трех табуретках был неподвижен.

– Папаша, – нагнулся к нему Остап.

– И ходют тут, и ходют. И чого… А-а, – узнал Бендера верный страж лошадиного клуба.

– А директор у тебя, во! – поднял большой палец Остап. – Одним словом, папаша, ешь ананасы, рябчиков жуй! – хлопнул по тулупу рукой Бендер.

– Чого, чого? – приподнялся «папаша».

Но в ответ донеслось:

– О, баядерка, ти-ри-рим, ти-ри-ра…

– Чудно, тай и годи… – улегся тулуп снова на табуретки.

В клуб ломовиков сходились на репетицию участники спектакля «Шея».

Глава III. ПЕРЕД ДИЛЕММОЙ: КАК БЫТЬ?

На следующий день Остап провожал Рощина на вокзале. Разобранный и упакованный в ящики и брезентовую обшивку самолет был погружен в багажный пульман для транспортировки в Москву.

Перед расставанием друзья выпили в вокзальном буфете и сидели друг против друга в молчании.

– Знаете, Антон, – сказал наконец Бендер, – я все же не поеду. Вы не обижайтесь, но это занятие не по мне. Я не знаю еще, куда поеду, не знаю, куда нужно ехать, но в Москву меня не тянет.

– Как хотите, – качнул головой летчик.

– Да, я не еду… – повторил Остап.

– Что же вы будете делать? Как я понимаю…

– А что тут понимать, Антон. Предприму какое-нибудь дело для осуществления моей голубой мечты юности…

– Извините меня за интерес, дорогой Остап, что это за мечта? – потянулся через стол к Бендеру летчик.

– Как-нибудь в другой раз, Антон, – отвернулся Остап.

Он очень уважал авиаконструктора-летчика Рощина, но сейчас не хотел говорить об этом.

Ударил станционный колокол.

Вошедший в зал вокзала железнодорожник объявил о скором отходе поезда. Друзья встали и вышли на перрон.

Если будете в Москве, Остап, то прошу ко мне, буду очень рад, – протянул Рощин великому мечтателю бумажку с адресом.

Бендер взял, растроганно посмотрел на написанное, начал что-то говорить благодарное, но длинный гудок паровоза заглушил его слова.

Он притянул к себе Рощина, расцеловал его и подтолкнул летчика к поезду, вагоны которого уже загремели своими тарелочными буферами и сцепками.

Рощин вспрыгнул на подножку движущегося вагона и прощально замахал рукой. Остап медленно пошел за поездом, делая взаимные жесты прощания.

Вечером Остапа терзали сомнения: правильно ли он сделал, что не поехал с летчиком? Не сделал ли он ошибку, отказавшись от многообещающего предложения Рощина?

Лежа в гостиничной постели, он обдумывал мысленно дальнейшие свои шаги в жизни. «Продать орден Золотого Руна? И на эти деньги пожить в свое удовольствие… Испытал уже такое удовольствие на миллион. Никакого душевного удовлетворения, никакого ожидаемого эффекта. Нет. Пожить, а что потом? Где путь к осуществлению моей хрустальной мечты? Открыть какое-нибудь торгово-промышленное дело? Нет, – покачал головой он. – Финорганы задавят, вынудят меня иметь еще один конфликт с властями. Ни за что! Да и связывать себя служебными обязанностями… Достаточно уже бывшей конторы «Рога и копыта», – усмехнулся он. – Многоженство отпадает. Распространять гениально задуманные, но еще не написанные, картины? Все эти варианты пахнут уголовщиной. А после ареста на границе, я должен еще больше почитать уголовный кодекс. Иначе… иначе прощай свобода и здравствуй Беломорканал».

Не буду этого делать! – произнес Остап вслух.

– Нет, вы только послушайте… «Древнерусские клады, обнаруженные на территории Киева, составляют почти треть от общего количества кладов, найденных в Киевской Руси! Преобладающее большинство Киевских кладов было спрятано во время осады города ордами хана Батыя в 1240 году. Предметы датируются концом двенадцатого – началом тринадцатого веков. В состав Киевских кладов входят монеты, чаще арабские дирхемы, серебряные гривны, но преобладают в них золотые и серебряные украшения: диадемы, колты, сережки, шейные гривны, ожерелья, браслеты, перстни и прочее… Некоторые содержали сотни и тысячи монет и драгоценных украшений. В кладе, найденном в усадьбе № 15, содержалось 2930 золотых дирхемов и 6 золотых браслетов… В кладе, найденном в усадьбе Михайловского Златоверхого монастыря… было около 40 серебряных украшений… Самый богатый клад был найден в усадьбе Десятинной церкви…» Представляете?

Когда естествоиспытатель вышел, Бендер взял «Пролетарскую правду» и внимательно прочел о Киевских кладах.

Утром Остап, идя по главной улице города, остановился у магазина с огромной вывеской: «Разная модная одежда». На ней были нарисованы усатые мужчины в пальто с шалевыми воротниками и смокингах, дамы в манто с вуалью на лицах и с муфтами в руках, розовощекие дети в скаутских костюмчиках и строгие мужи в клетчатых кепи, охотничьих крагах и косоворотках цвета «хаки».

– А где же одеяния послереволюционного периода? Скажем, кожаные куртки чекистов, френчи комиссаров, гимнастерки девиц в красных косынках? Никак этот нэпманский магазин задавил моду героического времени, – отметил он вслух и вошел в широкие двери.

В магазине великий комбинатор выступил с обвинением хозяина, что его торговля идет не в ногу с послереволюционным временем, что вместо моды героической эпохи, он предлагает трудовому народу отжившее буржуазное одеяние.

– Где кожаные куртки для моих товарищей из чека? – строго спрашивал он.

– Э-э-э, нету-с-с… – взволновался не на шутку нэпман.

– Где комиссарские френчи, гимнастерки наших красных бойцов? – допытывался Бендер.

– Э-э-э, не держим… – лепетал владелец, совершенно сбитый с толку такими вопросами.

– А для комсомольцев? Для комсомола? – перебирал одежду, висящую на плечиках, Остап. – Не вижу!

– Не извольте беспокоиться, мы все наладим, получим, сегодня же запросим этот товар, любезнейший, – начал заверять вспотевший от волнения хозяин, семеня за строгим и требовательным посетителем его магазина.

– Ну, хорошо, будем надеться, что вы улучшите ассортимент вашего товара соответственно нашему героическому времени, – понизил строгость тона Остап. – Мне поручено встречать делегацию естествоиспытателей из Киева. Поэтому прошу одеть меня, как подобает представителю нашего города, уважаемый… – снисходительно взглянул на нэпмана Бендер. – Средств мне отпустили немного, но…

– Не извольте беспокоиться, не извольте, любезнейший. Я к вашим услугам, прошу к зеркалу, прошу сюда, – засуетился хозяин, почувствовав, как у него отлегло от сердца неприятное состояние, вызванное таким опасным политическим обвинением.

В магазине Остап задержался и на улицу вышел уже в новом темно-защитном плаще покроя «Макинтош». Под ним был темно-синий в тонкую полоску костюм-тройка, на ногах красовались штиблеты любимого его канареечного цвета, голову украшало модное в крапинку кепи, шею охватывал светлый из тонкой шерсти шарф, который прикрывал воротник белоснежной рубашки с галстуком «бабочка». Толстовку, краги и шлем летчика угодливый хозяин уложил в темно-коричневый баульчик и с поклоном вручил его покупателю. И все это стоило Бендеру вполовину дешевле цен, указанных на продаваемом товаре.

Пройдя к местному базару, Остап встал среди продавцов, торговавших кто чем. Извлек из баула толстовку и краги, серьезным голосом стал кричать:

– Кому почти новую толстовку! И к ней модные краги, которые сейчас все носят в Париже! Дешево продаются по случаю вещи! Совсем недавно они принадлежали графу! Для законодателей современной моды скидка!

«Новые приключения Бендера»
(что-то вроде аннотации)

Это ещё одна история про Остапа Бендера и других героев Ильфа и Петрова. На сей раз Бендер объявляется в нашем городе. А начинается она с Кисы Воробьянинова, который так и не нашел себя в новой жизни. Он выглядит как бомж, и клянчит у людей подаяние. Но, как всегда вовремя, появляется Бендер. Бендер – совсем другое дело, ему часто улыбается удача, он в прекрасном расположении духа, и готов с головой погрузиться в очередную авантюру. Он назидательно заявляет Кисе, что для того, чтобы жизнь удалась, нужно обладать каким-нибудь талантом, а лучше целым набором талантов. Он так же отмечает, что Киса поистрепался, голоден и жалок, и все это потому, что у него нет таланта к жизни. А жить, по утверждению Остапа Бенндера, надо легко. Киса в растерянности, что же делать…
Но Бендер обнадеживает его, вовлекая в новую авантюру. И снова 12 стульев! Но на этот раз предметом их интереса становится ларец, доверху набитый полным комплектом талантов для долгой и счастливой жизни. Эту тайну Бендер хитростью выманил в Одессе у слегка подвыпитого одессита по фамилии Жванецкий. Этот одессит знал за Одессу все, что только можно было знать. Он поведал Бендеру о том, как русские дворяне, в спешке покидавшие Родину в 18 году прошлого века, спрятали драгоценный ларец с талантами в один из стульев фамильного гарнитура одной старинной одесской семьи. Они сделали все, чтобы эти таланты не достались большевикам. Бендер провел свое маленькое расследование и выяснил, что упомянутый гарнитур до сих пор существует, и ныне находится здесь – в нашем городе. Но все стулья в разных местах: один в библиотеке, два в музыкальной школе номер 2, ещё два стула в городском краеведческом музее, два стула в школе искусств, в клубе Тукая два стула, два в Юбилейном и последний стул – в театре. Киса неслыханно рад и с энтузиазмом соглашается помогать Бендеру в поисках талантов. Они оба посещают вышеозначенные места, где сталкиваются с массой интересных зрелищ. Каждый найденный ими стул приближает их к цели. Сами того не замечая, они постепенно раскрывают свои спящие таланты, и когда перед ними оказывается последний стул, они вдруг понимают, что никакой ларец им уже не нужен, что они и так уже обрели все, необходимые им таланты. Они решают принести этот стул в дар всему городу, чтобы талантливые люди никогда не переводились у нас.

Сценарий
(Ко дню работников культуры и искусства)
«Новые приключения Бендера»

Звучит мелодия песни Бендера из к/ф «12 стульев». Занавес опущен.
Голос (что называется) за кадром: В уездном городе N было так много парикмахерских и ритуальных бюро, что даже такому консервативному человеку, как Ипполит Матвеевич Воробьянинов, он очень скоро наскучил. А посему незабвенный предводитель дворянства отправился странствовать по городам и селениям в поисках счастья. Может быть кто-то скажет, что это не возможно, что все это было очень давно, и герои Ильфа и Петрова просто не могли дожить до наших дней. Это заблуждение. Ведь всё гениальное бессмертно. А значит и Киса Воробьянинов и Остап Бендер и все-все остальные герои романа «12 стульев» никогда не умрут. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем не увидеть ни разу. Некоторые из этих героев волею случая оказались в нашем городе. В городе, который совсем не похож на описанный Ильфом и Петровым уездный город N хотя бы тем, что здесь у нас весело.
Занавес подымается. На сцене хореографический номер……………………………………….

Во время номера по залу прогуливается Киса и с любопытством оглядывает и зрителей в зале, и концертный номер, а когда номер заканчивается, Киса подымается на сцену.
КИСА. Медам, мсьё, как называется этот город? А впрочем, для меня это не имеет никакого значения. Дело в том, что я не ел уже 6 дней. (снимает шляпу) Подайте, кто что может бывшему предводителю русского дворянства.

Прогуливается со шляпой по авансцене и клянчит подаяние, однако делает это он так плохо, что ни кто ничего ему не подает. Из-за кулис появляется Бендер. Он в прекрасном расположении духа, стильно одет, за спиной у него гитара.

БЕНДЕР. (замечает Кису) Провалиться мне на этом месте, глазам своим не верю, да это же…Киса Воробьянинов! Что вы здесь делаете, предводитель?
КИСА. Как, Бендер, вы живы? Я же вас зарезал…
БЕНДЕР. Ну-ну…Успокойтесь. Меня можно было зарезать, но убить меня – никогда. Я бессмертен, и вы, к сожалению, тоже.
КИСА. Почему к сожалению?
БЕНДЕР. Вы игнорировали мой вопрос. Что вы тут делаете, Киса?
КИСА. Пытаюсь заработать на кусок хлеба.
БЕНДЕР. Ну да, ну да… Старая песня: «Мадам и мсье, я не ел шесть дней». Ну и много вы так заработали?
КИСА. (показывает пустую шляпу) Пока нет.
БЕНДЕР. Удивляюсь вам, предводитель, вы дожили до 21-го века, и все же не научились жить. А жить, дорогой мой, надо легко! Показываю только один раз, замете, совершенно бесплатно.
Бендер берет в руки гитару.
БЕНДЕР. Подставляйте, Киса, вашу шляпу под щедрые ручки этой замечательной публики.

Бендер поет песню «Белеет мой парус». Киса бродит по залу со шляпой в надежде, что она наполнится подаянием.

БЕНДЕР. Показывайте, Киса, каков улов.

Но зрители, как правило, не охотно поддаются на подобные просьбы, поэтому в шляпе у Кисы не густо.

БЕНДЕР. М-да…Заметьте, в шляпе не густо не потому, что я так плохо спел, а потому, что вы не умеете работать с публикой. (зрителям) Ну что, граждане, радуйтесь! У вас в гостях Остап Бендер!
КИСА. Позвольте спросить у вас, Бендер, а что вы-то тут делаете?
БЕНДЕР. Уж я-то здесь не случайно. (смотрит в зал) Да, это не Рио-де-Жанейро, это гораздо круче. А хотите, Киса я назову вам причину всех ваших неудач. Она одна и весьма очевидна. Вы бесталанны. У вас нет таланта жить. А жизнь без таланта – это не жизнь, а ожидание смерти. Счастлив лишь тот, кто обладает истинными сокровищами – комплектом талантов для долгой и счастливой жизни.
КИСА. Что же мне делать?
БЕНДЕР. Держитесь меня, фельдмаршал, и вы не пропадете. Разжиться талантами можно двумя способами: первый – это внимательно наблюдать за талантливыми людьми и пытаться повторять за ними. А вот и удобный случай.

Хореографический номер………………………………………………………………..
……………………………………………………………………………………………….

Киса пытается станцевать точно так же, но его танец так нелеп, что приводит в смех даже Бендера.
БЕНДЕР. Да, думаю, первый способ вам не подойдет.
КИСА. А какой второй способ?
БЕНДЕР. Второй способ я держу для себя, но так уж и быть, по старой памяти возьму вас в подсобники. И предупреждаю, если проболтаетесь, я сделаю вам больно.
КИСА. Буду нем, как рыба.
БЕНДЕР. Это тайна. Представьте себе некую шкатулочку, коробочку, ларец, как угодно. (Киса кивает головой) Что вы киваете, представили?
КИСА. Представил.
БЕНДЕР. Очень хорошо. И вот в этом самом ларце хранится полный набор талантов для долгой и счастливой жизни.
КИСА. Как это?
БЕНДЕР. А Бог его знает как это, а только я точно знаю, что так оно и есть.
КИСА. (весьма заинтересованно) Продолжайте, продолжайте!
БЕНДЕР. А вы азартный человек, предводитель. Но только учтите, что на сей раз
тайна моя, и более, чем на 5% не рассчитывайте.
КИСА. Я на все согласен.
БЕНДЕР. Не торгуетесь? Правильно делаете, со мной торговаться бесполезно. Так вот, я знаю, где спрятан этот ларец. Вы будете смеяться, Киса, но спрятан он в одном из двенадцати стульев старинного мебельного гарнитура!
КИСА. Не может быть!!!
БЕНДЕР. Может, может. Я купил эту тайну в Одессе, у одного полупьяненького одессита по фамилии Жванецкий. Этот одессит знает за Одессу все, что только можно знать за Одессу. И вот, в числе прочего, он рассказал мне, как русские дворяне, в спешке покидающие Родину в 18-ом году прошлого столетия, спрятали этот ларец с талантами в один из стульев мебельного гарнитура старой одесской семьи. Я провел маленькое расследование и выяснил, что гарнитур этот существует по сей день, и спокойнёхонько пребывает в городе Бугуруслане, куда я и направился.
КИСА. Не может быть!!!
БЕНДЕР. Может, может. Есть только одна небольшая проблемка — стульчики наши все в разных местах: один в библиотеке, два в музыкальной школе номер 2, ещё два стула в городском краеведческом музее, два стула в школе искусств, в клубе Тукая два стула, два в Юбилейном и последний стул – в театре.
КИСА. Не может быть!!!
БЕНДЕР. Что вы заладили: «не может, не может!» Мне лгать не резон. Я оптимист, и вам того же желаю. А то вы, того и гляди, все дело мне завалите. И так, вы со мной?
КИСА. Что я должен делать?
БЕНДЕР. Отправляйтесь в Юбилейный, Киса, и выясните, где стоят наши стулья, а я займусь библиотекой. Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!

Разбегаются в разные стороны. На сцене концертный номер от городской библиотеки………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….

БЕНДЕР. (выступавшим) Граждане! Прошу всех оставаться на своих местах! Тотальная инвентаризация! (осматривает артистов) Так, костюмы, бижутерия…(называет все, что будет в тот момент при артистах) микрофоны,.. как будто все на месте… Стоп! А стул? Где стул? Граждане, это вам не шуточки! Целый стул пропал!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. (выходя из-за кулис в глубине сцены) Здесь! Здесь есть один стул!
БЕНДЕР. (артистам) Все свободны.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. (выносит стул) Боже мой, товарищ Бендер! Это вы?
БЕНДЕР. (в смятении) Да, то есть нет… То есть это вроде, как я, но в то же время…
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Вы меня узнаете, товарищ Бендер?
БЕНДЕР. Нет, простите, я очень занят! (бросается наутёк) Черт, надо было отправить сюда Кису!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Это же я, мадам Грицацуева! Куда вы, товарищ Бендер?
БЕНДЕР. Простите, я спешу. К тому же я женат!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Да, я помню. Но неужели у вас нет ни одной свободной минуточки?
БЕНДЕР. Весьма сожалею!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. А как же стул, товарищ Бендер?
БЕНДЕР. (останавливается) Стул? Ах да, стул… Видите ли, мадам, с некоторых пор, я стал противником браков. Так что максимум, что я могу предложить вам за этот стул – это три рубля. Больше у меня нет.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Мне ничего не надо. Ведь этот стул не мой. Я прошу вас только об одном. Послушайте мои стихи.
БЕНДЕР. (настороженно) Стихи?
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Ах, товарищ Бендер, с некоторых пор я утопаю в поэзии. Поэзия – это наиволшебнейшая музыка для моей тонкой натуры. Умоляю, послушайте мои стихи.

Читает стихотворение…………………………………………………………………..
Бендер, вцепившись в стул, нехотя слушает, но с каждой секундой он все более и более проникается исполнением мадам Грицацуевой, а когда она заканчивает читать, первый аплодирует и целует ей руку.

МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Конечно, это не мои стихи, но они так близки мне, что вполне могли бы быть моими. Вам понравилось?
БЕНДЕР. Безумно, безумно понравилось! Черт побери, у вас талант!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Спасибо вам, товарищ Бендер! Сама не знаю, как это у меня получилось. Вот посидела немного на этом стуле и, вдруг, родилось… Вы меня понимаете?
БЕНДЕР. О, да, пожалуй понимаю.
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. (в восторге) Ах, спасибо вам, товарищ Бендер! Вы сделали меня счастливым человеком! (легко порхая убегает за кулисы).
БЕНДЕР. (один) Не может быть, что бы так повезло. Первый же стул, и сразу же в цель…(потрошит стул, но, разумеется, ничего в нем не находит.) Нет, в этом стуле талантов нет. Поспешу в Юбилейный. Возможно господину Воробьянинову повезло больше. (Убегает)

На сцене концертный номер от ДК Юбилейный………………………………………………
……………………………………………………………………………………………….
По окончании номера Киса появляется на сцене, волоча за собой два стула.
КИСА. Вот что мне здесь нравится, так это то, что здесь весело. Кругом поют, танцуют…радуются люди жизни. А в этих стульях, возможно, и моё счастье…

Собирается потрошить стулья, но тут появляется священник. Киса усаживается на один из стульев, делая вид, что он просто отдыхает, и вообще здесь не при чем. Священник молча проходит по сцене, бросая взгляды подозрений на Кису, но не останавливаясь уходит за кулисы.

На сцене концертный номер работников музея………………………………………….
……………………………………………………………………………………………….
Во время номера Бендер прогуливается по сцене, делая вид, что рассматривает экспонаты. По окончании номера артисты уходят со сцены, появляется Эллочка Щукина (Людоедка)
ЭЛЛОЧКА. Эй, парниша, мы закрываемся!
БЕНДЕР. (в сторону) У меня де-жа-вю? Или я что-то путаю?.. (Эллочке) Моя фамилия Бендер, сын лейтенанта Шмидта!
ЭЛЛОЧКА. Знаменито!
БЕНДЕР. А вы, если не ошибаюсь, Элла по прозвищу «Людоедка»?
ЭЛЛОЧКА. Хо-хо!
БЕНДЕР. Память меня не подвела! Вы работаете гидом в этом музее? Должен вам сказать, что я посетил тысячи музеев мира, и все гиды мира меркнут по сравнению с вами!
ЭЛЛОЧКА. Ого! Жуть!
БЕНДЕР. Меня интересует антиквариат, точнее антикварная мебель, а ещё точнее – стулья. Я являюсь большим ценителем старинной мебели.
ЭЛЛОЧКА. Кое что есть. (на сцене появляются два стула) (казенным тоном гида) Перед вами стулья работы величайшего мастера 19-го столетия. Обратите внимание, как сочетаются резные детали спинки и ножек с общей цветовой гаммой всего изделия. Когда-то…
БЕНДЕР. Они великолепны!!! Я их беру! Три рубля вас устроит?
ЭЛЛОЧКА. Хамишь, парниша!
БЕНДЕР. Помилуйте! Хамить такой очаровательной женщине бесчеловечно! А знаете что, мне известен секрет долголетия от партийных чиновников и секты преподобного Муна. Обменяемся? Я вам секрет молодости и долголетия, вы мне стулья.
ЭЛЛОЧКА. Хо-хо!
БЕНДЕР. Что «хо-хо»? Вы согласны на обмен?
ЭЛЛОЧКА. Хо-хо!
БЕНДЕР. Хо-хо? Разве я похож на жулика?
ЭЛЛОЧКА. И так?
БЕНДЕР. Секрет долголетия и бесконечной молодости прост. Вы Рембранта читали?
ЭЛЛОЧКА. Мрак…
БЕНДЕР. Я так и думал. Тогда пойте! Пойте чаще! И пойте веселые песни!
ЭЛЛОЧКА. Знаменито!
Поет песню……………………………………………………………………..
Бендер танцует со стульями и в танце покидает сцену. Закончив петь, Эллочка тоже уходит.

На сцене концертный номер ……………………………….
……………………………………………………………………………………………….

По окончании номера Киса осматриваясь выходит на сцену.
КИСА. (в зрительный зал) Простите, это музыкальная школа номер два?
В глубине сцены появляется не то дворник, не то сторож, но по всему видно, что он пьян, и не прочь стать ещё пьянее.
СТОРОЖ. Вам тут что, гражданин?
КИСА. Мне, простите… Я бы хотел… У вас тут случайно…
СТОРОЖ. У нас тут случайно не пивной ларек! Ходят тут всякие пьяные, двух слов связать не могут… Тут школа, чтоб вы знали!
КИСА. Простите… А вы здесь кто, сторож, дворник?
СТОРОЖ. Какое невежество. А ещё шляпу надел! Да я здесь всё! И без меня здесь все – ничто! А вам-то здесь зачем?
КИСА. Мне, видите ли интересны два стула от старинного мебельного гарнитура. Я хотел бы их приобрести.
СТОРОЖ. Это можно.
КИСА. Хотелось бы знать, какова цена.
СТОРОЖ. Будет зависеть от полноты налитого стакана.
КИСА. Я согласен!
СТОРОЖ. Стульев два, значит и стаканов тоже два.
КИСА. Я согласен. Когда я смогу забрать стулья?
СТОРОЖ. Утром стаканы – днем стулья, днем стаканы – вечером стулья, вечером стаканы – ночью стулья, ночью стаканы – утром стулья…
КИСА. А нельзя ли днем стулья, а вечером стаканы?
СТОРОЖ. Можно. Но стаканы вперед!
КИСА. (достает из кармана мелочь) Вот, возьмите. Здесь два рубля и ещё двадцать семь копеек. Надеюсь, этого хватит.
СТОРОЖ. (берет деньги) Приятно иметь дело с интеллигентным человеком. Стулья там. (указывает рукой на кулисы и уходит)
Киса вытаскивает из-за кулис два стула, достает нож и с нетерпением расправляется со стульями. За этой «экзекуцией» из глубины сцены не без интереса наблюдает только что подошедший Бендер. Увы, в стульях ничего нет.
БЕНДЕР. Такова судьба, фельдмаршал! Кто-то с первым в жизни криком обретает удачу на сто лет вперед, а кто-то обречен мчаться по дороге с крутыми зигзагами. Я начинаю верить в судьбу, Киса, и почти убежден, что стул с талантами окажется самым последним из двенадцати.
КИСА. У вас тоже ничего?
БЕНДЕР. Пока ничего. Если, конечно, не считать странную тягу отчудить что-нибудь этакое…
КИСА. Да-да, признаюсь вам, товарищ Бендер, мне тоже хочется чего-то такого… Душа просто порхает! Эх, сейчас спою!!! Песня про зайцев!
БЕНДЕР. Киса, про зайцев – это не актуально. Остров невезения!
Поет песню «Остров невезения» из к/ф «Бриллиантовая рука» Киса танцует.
КИСА. По-моему эта ария не из нашей оперы.
БЕНДЕР. Зато исполнитель тот же! Заседание продолжается! Идемте, Киса, нас
ждет школа искусств номер один!
КИСА. У вас есть план, товарищ Бендер?
БЕНДЕР. Поосторожней с этим словом, Киса, не забывайте, мы в двадцать первом веке! Идите за мной, и без вопросов.
Уходят.

Появляются мадам Грицацуева с одной стороны, и Эллочка людоедка – с другой.

МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. Ах, этот стул – пустяк! Лишь антураж.
ЭЛЛОЧКА. Железно!
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. И в общем бесполезно искать таланты в нем,
Ведь он – всего лишь стул.
ЭЛЛОЧКА. Хо-хо!..
МАДАМ ГРИЦАЦУЕВА. И все же тем, кто тратит в поисках года
Скажу одно – талант не скроешь под обшивкой стула.
ЭЛЛОЧКА. Он в сердце прячется всегда.
Обе замирают.
Появляются Бендер и Киса.
БЕНДЕР. Послушайте, как стучит мое сердце, Киса.
Киса слушает.
КИСА. А вы послушайте, как стучит моё.
Бендер слушает.
БЕНДЕР. Стучит.
Пожимают друг другу руки.
КИСА. Это оттого, что мы так близко к цели?
БЕНДЕР. Это оттого, что мы уже этой цели достигли.
Пожимают друг другу руки.
КИСА. Осталось только достать из этого стула ларец?
БЕНДЕР. Нет-нет, никакого ларца в этом стуле конечно же нет. Это всего лишь стул. А ларец на самом деле был спрятан в наших сердцах.
Пожимают друг другу руки.
КИСА. Жаль, что все наши поиски были напрасны.
БЕНДЕР. Отнюдь, фельдмаршал! Все эти 12 стульев указали нам путь к нашим истинным талантам. Разве вы не заметили в себе изменений?
КИСА. Да-да, вы правы, я стал другим человеком. А что же этот стул?
БЕНДЕР. А стул всего лишь символ. Оставим его этому городу, городу, гдe все талантливы!

На сцену выходят все участники вечера и поют финальную песню……………
……………………………………………………………………………………………….